Легс Макнил - Прошу, убей меня.

Я сказал: «Вот блин!»

И пошел к мосту — там стоял грузовик, разъебанный по самое не балуйся, — потом вернулся в больницу. Прошел в приемный покой, они все там сидели, два дорожных менеджера, Ларри и Джимми, и мой брат Скотти.

Они обалденно смотрелись: Ларри с выбитыми зубами, брат со швами на языке и Джимми весь в бинтах. Я повез домой Ларри и Скотти, и Ларри сказал: «Отвези меня назад к мосту!»

Я сказал: «А? Ладно…»

Мы приехали туда, они тут же бросились обыскивать бурьян. Именно тогда я выяснил, что они закинулись красными. [28] Секонал. Когда приехали полицейские, они выбросили коробку красных в окно. Так что надо было вернуться и найти ее.

Я сказал: «Вы, блядь, мудаки!»

Скотт Эштон : Никто не предупредил меня, что мост ниже грузовика на один фут. Меня выбросило из кабины ярдов на пятнадцать. Один из нас врезался в панель, выбил себе все зубы и потерял сознание. Другой влетел в ветровое стекло, заработал большую рану на голове и ходил там с окровавленным лицом. Я думал, он погиб.

Я начал: «О нет!», еще не понимая, что же случилось, а когда обернулся, увидел, что грузовик не прошел под мостом.

В этот вечер выступали без меня. Мне на подбородок наложили шесть швов. Вот что я никогда не забуду, так это шов на языке. Это была самая адская боль в моей жизни. Мне казалось, он оторвался. Я уже решил, что остался без языка.

Мост до сих пор стоит, и по нему все видно. Он перманентно разъебан.

Дэнни Филдс : Они раздолбили грузовик, музыкальные инструменты, взятые напрокат, и мост. Так что на них подали в суд владельцы грузовика, владельцы инструментов и администрация Анн-Арбора. И вот, в четыре утра они захотели узнать, что я собираюсь со всем этим делать.

Что я собирался делать? Лечь в кровать и уснуть.

Билл Читэм : В конце концов, Скотти Эштон занял денег у банды байкеров, и они начали его преследовать. Скотти был им должен, так что они собирались прийти, надавать нам по соплям, забрать оборудование и разгромить дом.

Так что Веселый Дом оказался в осаде. Мы превратили его в настоящую крепость. Забили фанерой окна на первом этаже и вооружились — дробовиками, пистолетами, винтовками — всем, до чего дотянулись.

Первые несколько дней мы выставляли часовых. Скотти решил, что не будет пока жить в доме, так что он заходил на репетиции, а потом сваливал. Прикол был в том, что мы заколотили дверь досками, и чтобы войти в дом, нам надо было сначала оторвать их, а потом прибить обратно. Так что в двери появлялось все больше и больше дырок.

Через четыре дня Скотти вернулся насовсем, байкеры ни разу не показывались, так что мы начали играть с оружием: «Черт побери, как хочется пострелять из этой штуки!»

Мы сидели на диване, а на другом конце комнаты висел плакат Элвиса. Скотти тупо пялился на него, потом взвел курок на дробовике и — БАБАХ, в Элвисе появилась дырка. Я тоже начал стрелять, и стена тут же начала напоминать дуршлаг.

Неожиданно мы услышали крик: «Прекратить огонь! Прекратить огонь!»

Мы не знали, что Джон Адамс спал в подвале. Он поднялся наверх, весь залепленный пластырем, увидел нас и начал: «Что, мать вашу, тут случилось?»

Когда мы узнали, что город собирается снести этот дом, мы сказали: «А, ну и в пизду», и расстреляли все вдребезги.

Но Ронни оставался там до самого конца.

Рон Эштон : Когда нас выгнали, Дэнни вернулся в Анн-Арбор, потому что слышал кучу страшных историй про джанки. В моей квартире Дэнни стрелял в Джона Адамса. Мы молчали об этом, потому что любили его. Но я не знал, что Джон Адамс развозит героин по всем Штатам. Иначе мне было бы слишком стремно с ним летать. После того, как Дэнни стрелял в Джона, он сказал, что пора завязывать.

Дэнни Филдс : Так продолжаться не могло. У меня кончились силы. Они были под кайфом, я был, похоже, тоже под кайфом, и я просто сказал: «Пора завязывать».

Мне этого хватило. Пора было найти настоящую работу. Так что я устроился работать в журнал 16.

Кризис индивидуальности [30] «Personality Crisis» — песня New York Dolls.

Пенни Экейд : Мои предки считали, что я — дитя Сатаны. Когда мне было семнадцать, я сбежала из дома. Случилось так, что родная мать накатала на меня жалобу, и мне пришлось целую ночь просидеть в тюряге родной Новой Англии, штат Коннектикут. На следующий день мать пришла, чтобы забрать меня оттуда. Мы шли домой, но для меня все уже было решено. Побывав в Провинстауне и Бостоне, я остановилась в Ист-Виллидже.