Германия здорово поднялась в послевоенные годы. Западная часть страны получила демократию. США стали ведущей мировой державой, а остальные в какой-то степени потеряли часть своей независимости. И Англия в чем-то тоже. В любом случае, они были на волоске от гибели. Конечно, потом вернулись все старые проблемы, богатые присвоили победу себе. Всем было все равно, и это неправильно, просто потому что так не должно быть. Но у обычных мужчин и женщин есть гораздо более важные дела. После немецкого вторжения во Францию, когда Сталин заключил с Гитлером пакт, а американцы не хотели ни во что вмешиваться, Британия осталась с нацистами один на один. Фэррелл гордился этим, несмотря даже на то, что подобный взгляд часто оспаривали. Даже сейчас он гордился этим, и плевать на все остальное, на то, что сделает правительство с его пенсией, квартплатой и медицинской страховкой. Фэррелл заслужил право носить свои медали, которые никогда не носил.
Вначале он ощутил только облегчение от своего возвращения в Англию. Вместе с родными он отправился поездом в Лондон. Фэррелл быстро напился вместе со своими дядьями. Он рассказал им про концентрационные лагеря, и они с трудом могли в это поверить. Этот мальчик, ставший теперь взрослым мужчиной, видел то, чего они никогда не видели и не смогут понять. Хотя то же самое говорили раньше и про Первую мировую. Теперь они вспоминали о ней больше, хотя все равно не все. Они же англичане. Им не понять камер пыток и экспериментов над людьми. Гилл сказал, что если бы он был немцем, стоявшим в очереди за мылом, и кто-либо сказал бы ему, что это мыло сделано из евреев, он, наверное, сошел бы с ума.
Дяди Фэррелла тоже выпили больше, чем обычно, и все были счастливы. Он думал о том, что должна чувствовать жена Билли Уолша и его сын. Миссис Уолш никогда больше не увидит своего мужа. Ей придется забыть о его теле и все, что ей останется — солдатская могила на кладбище. Часть Франции навеки останется английской. А ее сын будет расти с памятью об отце. Его отца будут называть героем, приводить в пример. Парень будет расти злым и агрессивным. И в такой же ситуации миллионы людей. Тогда Фэррелл чувствовал себя счастливым, и таким же счастливым он чувствовал себя сейчас. Миллионам пришлось гораздо тяжелее. Он молился тогда, в катере, но не был уверен, что Бог помог ему. Откуда ему это знать?
Достаточно того, что у него есть крыша над головой, и он может макать бисквит в чашку с чаем. Желать большего было бы непозволительной роскошью. Биттер, виски и бренди утомили его и расслабили. Он стал сентиментальным, и ему пришлось напрячься, чтобы жена не стояла перед глазами в образе монахини с фонарем, а вернулась на фото. Десятилетиями все было в порядке, но сейчас прошлое настигало его. Обрывки воспоминаний проносились в голове, Фэррелл попытался выстроить их в хронологическом порядке. Говорят, когда умираешь, вся твоя жизнь проходит перед глазами. Время останавливается, а ты просто видишь все, что было с тобой раньше. Хотя ему всегда казалось, что это происходит быстро. Ты сидишь где-нибудь, в автобусе, например, а потом что-то происходит, и за какое-нибудь мгновение ты видишь всю свою жизнь.
Созданный Фэрреллом рациональный мир отступил куда-то. Он то думал о Манглере, но сразу сказал себе, что это не то. Он подумал о жене, но это были слишком печальные воспоминания. Тогда он подумал о мертвых телах, и вернулся мальчик. Последний убитый им человек вновь предстал перед глазами. Потом порядок снова нарушился, и новые образы стали сменять один другой. Может быть, эн умирает, но образы проплывали медленно и причиняли боль Это была настоящая пытка, пытка поиском оправданий своим поступкам. Фэррелл видел неясный свет где-то впереди. Воспоминания были сильными, он отлично различал лица. Говорят, что это происходит так, как будто ты засыпаешь, и это звучит лучше, чем просто смерть. Но он не сдастся. Настигнутая чумой земля уничтожила цивилизацию. Дома были разбомблены и сожжены. Черный цым окутал землю. Они сражались за каждый дом, молодые парни, с боем идущие по городам и деревням, уничтожающие последние очаги сопротивления. У этих руин не было имени. Просто еще одна сожженная немецкая деревня. Фэррелл мог бы поклясться, что помнит ее название, но вспомнить его сейчас он не мог. Образы проплывали по кругу, как на карусели. Он почувствовал запах горелого мяса, к которому примешивался запах бензина; огнеметы превращали людей в визжащие огненные шары.
Читать дальше