Алексей Шепелёв - Echo

Повторим, что не каждый сохранил бы психическое равновесие, а многие и самоё здоровье после визуального контакта с таким зрелищем, с таким обществом, с обществом таких зрелищ (5 штук)…

Но это было ещё только начало.

«Алёша, не надо! Саша, потише!» – кричал я им в уши, сам, впрочем, «по возможности» извиваясь и избиваясь в конвульсиях, как тряпка от флага на урагане – во имя Отечества нашего свободного! Как же «не надо»! какой там «потише»! Репа схватила пионерский барабан с надписью «Alilluja» (по настоянию Санича во время так называемых «жарок» (что-то вроде джемов или репетиций) я клал его на рабочий, дабы не дефлорировать оный при исполнении моего любимого «гладкого дубового боя»), нашла огрызок одной палочки (не знаю какой: «Jourgensen» или «Barker») и начала в него бить. Соседи отозвались из-за стены. Репа орала «Сосельди!» и насаживала что есть мочи. Я умолял её не бить. А Санич бил в их стенку кулаками и ревел «Пашли на хуй!» Я умолял его, кое-как выпутываясь из О. Фролова и пробиваясь сквозь шум Михея, который под ритм Репы монотонно и очень громко выкрикивал «Блядь!» - наверняка он мысленно созерцал сценку из ублюдчно-италианской ленты «Паприка»: целую батарею бордельных голых женщин, повёрнутых к нему, богатому и всемогущему, пышными задами на выбор, - но он, Саша Большой, напротив взялся заподпрыгивать и биться в стену плечом, а то и головой и даже лбом, и когда ему было особенно больно от удара, яростно атаковал стену кулаками и пинками. Я думал, что он её проломит.

Моя майка была у меня на голове, а когда я не без помощи Репы дорвал её совсем и выбросил, моему взору предстал абсолютно голый О. Фролов – вернее его откляченный, раскоряченный, раздираемый зад с крупным, чуть ли не окровавленным анусом. Он воспроизводил немыслимые по своей замысловатости и несуразной акробатичности телодвижения, требующие изрядной гибкости тела и особых спортивных навыков. Однако и по себе знаю, что единственная тренировка и причина – частотность обращения к танцу, количество выпитого и желание отчаяния (отчаяние желания), когда хочется в танце воплотить и компенсировать свои чувства от жизни – обычно это суть желание, вожделение чего-то и отчаяние от неполучения чего-то – и наступает странное состояние размягчённости, подвижности, синхронности бессмысленных действий тела и мозга - а когда всё это зашкаливает за пределы физических возможностей человека и, как следствие, за пределы сознания, получается уже транс, и всё земное теряет значение…

- Блять, в рот ебать! – довольно провозглашал он в порыве непристойнейшего танца, остальные удыхали впокат, особенно не ко всему ещё привычный Михей.

Я пытался его остепенить, остановить, взывал к совести, к пропагандируемому им христианству, но больше для комедии, потому что «пидор уже разошёлся» и «требует логического завершения». Его лицо было абсолютно дебильным: расслабленно открытый рот, безвольно застывший полувысунутый язык, глаза навыкате, остекленевшие, расширенные зрачки – и глаза, и рот, как у рыбы какой-то. Он лез ко всем со своей промежностью – и чтобы избежать встречи с ней, так сказать, лицом к лицу, приходилось буквально вылетать из комнаты в коридор. Неопытный и маролослый Миша, прижатый в углу, рассмотрел наверно её в деталях. У него на лице появилось серьёзное выражение – растерянности или даже испуга. Только Репе выходка этого бесноватого, этого бессовестного отступника человечества (кстати, называющего себя «Великим» и «Учителем», а также, если помните, «князем Мышкиным» и сравнимого разве что с другим выродком - Укупником) пришлась впору – она стала охаживать его палочкой по ягодице, а потом и тыкать, так что он сразу вынужден был ретироваться - развернуться к другим.

Я сам выступал уже в одних трусах. Репа на ходу, на лежу, извиваясь, выпутывалась из штанов. О. Фролов вдруг бросился на Сашу «Босса» Большого (стабильно и добровольно обряженного в майку «BOSS»), пытаясь стянуть с него штаны, за что был схвачен и отведён в коридор для воспитательной беседы.

В паузе между песнями послышалось басовое восклицание Саши: «Во имя Господа нашего, опомнись!», а затем взрыв его же удыханий навзрыд. И они выскочили опять к нам - о. фролов (его фамилию стыдно даже с большой буквы писать), раскорячившись почти до состояния шпагата и передвигаясь прямо в таком виде наверно в основном за счет рук (одна из которых по-прежнему была перетянута полотенцем), а Санич упал на колени, рыдая, и бия головою в пол, и захлёбываясь, и указывая пальцем на Великого ренегата, который зажимал в горсть и оттягивал свои гениталии – словно пытаясь отсоединить их и протянуть каждому в нос.