Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God)

Мы с Шай обсуждаем детали, прорабатываем сценарий, и все это время я пялюсь на ее грудь. Потому что не пялиться невозможно. Юная плоть – это красиво. И о чем, интересно, это говорит? Ну, то, что я пялюсь на грудь юной девушки? Что это: давняя привычка или проявление нестареющего скудоумия? Потому что, если бы я захотел вновь искать общества женщин, я бы в жизни не начал с Шай, в которой столько же нежности и тепла, сколько в колоде для рубки мяса.

У меня было несколько знакомых, вполне преуспевших на жизненном поприще, и вот что меня поражало в них больше всего: это были действительно умные люди, и все они с ранней юности воспринимали жизнь, как некую ужасную данность, в которой нет места для счастья, и не тратили время на то, чтобы стремиться к этому самому счастью. Они не были скучными, мрачными занудами. На самом деле это были очень приятные люди. С ними было приятно общаться. Но я просто не мог представить кого-то из них в состоянии сильного душевного расстройства. Казалось, их вообще ничто не огорчает: ни смерть кого-то из родственников, ни расставание с женой, которая сбежала к кому-то другому. Как будто им ампутировали все чувства. Это были эмоциональные инвалиды. Хотя, разумеется, сами себя таковыми не считали.

Я совершенно не представляю, что Шай будет кого-то любить или о ком-то заботиться. Пусть даже о кошке. К несчастью, во мне самом все еще теплится желание быть счастливым. И кто из нас ошибается? Быть может, любовь и порядочность – это лишь маски, за которыми скрываются высокомерие и эгоизм? А честность – просто залог того, что когда-нибудь мы все же получим что-то взамен?

Мы придумали такой план. Напалм знакомится с Шай, скромной библиотекаршей из Айовы, в последний день ее отпуска. Она “западает” на Напалма, проводит с ним ночь, но перед тем, как уйти, сообщает ему, что ее жених, с которым она крупно поссорилась как раз перед отпуском, позвонил ей и просит вернуться. И хотя с Напалмом она испытала невообразимый экстаз, все-таки они с женихом столько всего пережили вместе, и Шай просто обязана дать ему еще один шанс, бла-бла-бла. Да, она бросит Напалма. Но бросит с любовью, и будет потом изнывать от тоски.

А у Напалма останется воспоминание о сказочной ночи. И еще он поверит, что его тоже можно любить.

– У тебя есть подходящий наряд?

– Ты даже не представляешь, как часто я изображаю скромную библиотекаршу. Все хотят засандалить скромной библиотекарше. ВНД.

Я не прошу разъяснений. Достаю из бумажника фотографию Напалма.

– Да уж, печально, – комментирует Шай.

Мы еще раз обсуждаем цену. Я продолжаю таращиться на роскошную грудь, и мне вдруг приходит в голову, что привлекательность юности – не только в свежести крепкого тела, но и в ее незапятнанной чистоте (последнее, вполне очевидно, не относится к Шай). Когда тебе переваливает за сорок, очень трудно не превратиться в ходячую емкость с ядовитым сарказмом и горечью от бессчетных разочарований.

Мы договариваемся о цене. Цена, кстати сказать, запредельная. Но я все равно соглашаюсь: я убил столько времени на этот проект, что мне уже хочется, чтобы все поскорее закончилось. Шай деловито убирает задаток в сумку.

Вернувшись домой, падаю на колени и усердно молюсь. Это все потому, что надежды нет вовсе, или мы просто ее не видим, или она всегда где-то за горизонтом?

План такой: я договариваюсь с Напалмом, что мы с ним встречаемся после обеда в одном интернет-кафе. У меня не получается прийти на встречу, и Шай ненавязчиво завязывает знакомство.

– Например, притворишься, что у тебя на компьютере что-то зависло, или, допустим, что ты вообще не разбираешься в этих бесовских машинах, или…

– Я знаю, что делать. У меня все под контролем, – перебивает меня Шай. Но я все равно беспокоюсь. Беспокоюсь, что Шай даже в скромно-приглушенном варианте все равно будет слишком роскошна для правдоподобия всей нашей затеи.

И Напалм, как и все мы, упустит тот пресловутый шанс, который дается раз в жизни. Потому что просто не поверит своему счастью.

Утро выдалось пасмурным и угрюмым. Меня попросили провести заупокойную службу в память о брате одного из моих прихожан. Из-за пробки, скопившейся по причине самоубийства, я опоздал. Какой-то мужик выбросился из окна отеля, с десятого этажа. С четырехлетним сыном на руках. Юрист, довольно успешный. Пребывавший до этого в добром здравии. Вот что особенно грустно: вполне обеспеченный человек, молодой и здоровый. Когда больные и старые уходят из жизни по собственной воле, это еще можно понять. Во всех остальных случаях причина скорее всего кроется в том, что у человека нет никого, кто может прикрыть ему спину, поддержать, внимательно выслушать, сказать с искренним чувством: “Да пошли их всех на хуй”, – и по-дружески похлопать по плечу. Да, очень часто бывает, что все упирается в такие простые вещи. Точно так же, как правильное лекарство убивает болезнь, несколько искренних, теплых слов, сказанных правильным человеком в нужное время, могут спасти тебе жизнь.