Юрий Рытхеу - Вэкэт и Агнес

— Наверное, хватит разговаривать, — произнес кто-то из собравшихся. — Все равно всего не переговоришь.

Однако Ачитагин еще долго говорил, больше всего напирая на слово «алло» и на специфические термины, которые должны были показать, что он хорошо знаком с ритуалом радиоразговора.

Наконец Ачитагин произнес слова, которых только и ждали:

— До свидания. Передача из оленеводческой бригады номер пять закончена.

Щелкнув тумблерами, Ачитагин отключил рацию и вытер лоб.

— Ну, давай, Вэкэт, твою музыку.

Вэкэт давно развернул пластинку. Он бережно держал ее на коленях, боясь ненароком уронить на мерзлый пол. Он уже много раз прочитал на черном диске надпись: "Иосиф Гайдн. Симфония номер сорок пять". В скобках стояло — «Прощальная». Рядом сидела Агнес, но парень старался не смотреть в ее сторону. На сердце у него было такое смятение, что сейчас он предпочел бы остаться где-нибудь в тундре один. Что же это с ним такое случилось? Неужели это — то самое?.. То самое, о чем столько написано в книгах что оно превратилось в сознании Вэкэта в предмет школьного сочинения. "Любовь Онегина и Татьяны", "Любовь Вронского и Анны Карениной", "Любовь Китти и Левина".

— Подай пластинку, — голос Агнес звучал мягко.

Репродуктор наполнился шорохом, и вдруг словно тяжелая теплая волна опрокинула Вэкэта.

Музыка заполнила Красную палатку… Словно приоткрылась завеса и обнаружилась одна из самых прекрасных черт человека, которая до этой поры была сокрыта от них, и эта прекрасная черта оказалась вдруг такой необходимой, что отныне ее отсутствие будет так же ощущаться, как потребность общения с добрым человеком.

Вэкэт боялся взглянуть на Агнес. Она сидела совсем рядом, почти прижавшись к нему. Вэкэт чувствовал тепло ее тела, но знал, что самое главное — в ее глазах.

"Прощальная…" Почему надо прощаться с прекрасным? Или это так же неизбежно, как со временем проходит детство, приходит юность, потом зрелость? И в каждом из этих времен есть своя красота, которая потом уходит и с которой надо прощаться… Прощание… И, может быть, это не так уж и плохо, когда можно прощаться, расставаться? Ведь это значит, что впереди ждет что-то новое, неизведанное, которое сулит иные радости и готовит новые встречи и расставания.

Наконец Вэкэт решился взглянуть в глаза Агнес. Они были длинные, как очертания байдар на горизонте. И такие же темные и наполненные влагой. И вдруг… нет, это только почудилось Вэкэту… ему показалось, что в эту минуту Агнес прощается с ним, прощается с тундрой, со всем, с чем ей пришлось встретиться, потому что для того, чтобы жить, надо иметь мужество для расставания, чтобы идти вперед, надо иметь силы уходить от того места, где тебя даже очень любят, но хотят, чтобы ты оставался на месте и уже больше никуда не двигался…

Агнес шевельнула губами, словно что-то хотела сказать.

Музыка стихала. Остался лишь один голос, голос скрипки. Он повторял мольбу, но это уже была не просьба, а эхо прощания, то, что остается в памяти, даже когда уже все ушло.

Молча расходились жители стойбища после окончания необыкновенного концерта. По краю неба далеко был разлит свет, который уже почти превратился в утреннюю зарю. Время весны. Оно ведь начинается на Чукотке гораздо раньше, когда прибавляется день и тяжелеют важенки [Важенка — самка оленя. ], готовясь принести новое потомство.

На пороге яранги Агнес спросила:

— Ну?

Вэкэт молча смотрел в ее глаза.

— Почему ты молчишь?

— Я не хочу, чтобы были слова, — тихо ответил Вэкэт.

Ему показалось, что это сделал за него другой, неожиданно возникший на его месте; он бережно положил пластинку на снег, чтобы не разбить, и притянул к себе девушку. Обнявшись, они вошли в темный чоттагин, где чуточку алел оставшийся уголек от потухшего костра. Так они шли, обнявшись, до огромного вороха оленьих шкур, наваленных возле полога.

Ранним утром, когда солнце показало свой первый луч, ездовой олень, забредший в поисках мягкого снега, подошел к яранге Мрэна и долго изучал странный черный предмет, схожий с тонким срезом обгорелого пня. Не найдя в нем ничего опасного, олень наступил на пластинку копытом, и, когда она треснула, он испуганно вскинул рога и умчался к ряду нарт, приготовленных к перекочевке.

Сколько раз в жизни Вэкэт убивал живое существо! Он стрелял весенних птиц на тундровых озерах, расставлял силки на зайцев, а потом деревянной палкой душил их, не обращая внимания на раздирающий уши заячий плач.