Андрей Король - Преображения

Андрей, заметив отсутствие шатенки, принялся наносить толстозадой удары ногами по крестцу. Коралл еще не брызнул семенем в женское нутро. Девка загоготала от пинков и повернулась красным лицом. Эта былая ее ошибка. Получив коленом, по жирному лицу, она свалилась на забитую ее девчонку. Волосатая пизда зияла язвой на рубин коралла. Пахло мясным паром и дерьмом.

Андрей стянул за ноги последнюю жертву. Она потеряла сознание, даже сломав руки и ноги, обагренный кровью герой, не услышал от нее песнь страдания. После этого он выпрямился и, сжигая глазными котлами пепел мертвых тел, изнывал от видений. Нектарники с зернистыми стручками вились в яйцах огня. Лопались они, сливая обглоданные ключицы, ребрышки, бедрышки, косточки в пламя синей сыпью. Замыкались ядра на местных горизонтах. Их слюна и гавкалки пробудили его.

Побрел он вон.

Его ступни жгли черные угли. Руки свисали терракотовой плетью.

Автоматически открылась дверь в мой Сад.

Желатиновое яйцо блестело ракушками. Они, полные сиреневой слизи, с громким писком вбрасывали ароматические клубочки дыма. Слизь капала на комья почвы. Яйцо «дышало» через алую дырку. Ее мясистые складки в кустиках роз щелкали язычками в предвкушении яств.

Кравчий, автоматизированный механизм, разносил питательные человеческие органы и жидкости. Его кожно-мышечный хоботок приник к жаждущей щелине. Та охнула, втягивая прогорклый коктейль из крови и этилового спирта. Смесь была поглощена без остатка.

Аппетит яйца возрос, тогда кравчий длинным многосуставчитым пальцем стал запихивать, смоченные в лимфе ломтики человеческих хрящей и жира. Палец в завершение трапезы смазал костным мозгом и сукровицей складки желатинового овала. Сытый, в дымке из мягких ароматов, он стал проявлять знаки внимания человеку, извергая запах гниения из своей кушальнецы и утробно урча свои любимые песни.

Сосед по саду, состоящей из белых полос и пятен на тёмном фоне, напоминал своей продолговатой формой кабачок. Его размеры не уступали крупному желатиновому яйцо. Меню его было из детских экскрементов. Унавоженный, он источал трупную вонь, сжимался в орган цилиндрической формы, лоснясь воском. Все внимание его было обращено в свои корни и в игру с формой. Человек его не интересовал.

Пахучий и отвратительный запах висел лохмотьями белой пены и над гривастым стручком. Его грива вся в ярких узорах служила предупреждением возможным хищникам. Коробочка прямо торчала из окученной земли. Ее бирюзовый окрас контрастировал с кабошонами сапфировых семен. Малахитовый брюшной шов был слегка приоткрыт. Кравчий полил стручок раствором. Он должен был впитаться травянистой гривой. Лодочкообразные створки были главным источником запаха прокисшей плоти. Человек не смог бы и на метр приблизиться к этому гривастому полурастению-полуживотному.

Стручок, кабачок и яйцо росли в окружении многолетней травой. Ее корневища, луковицы, клубни обильно орошали кровью младенцев. Преимущественно ее выдавливали из мальчиков. Свет, питание, влага и простор позволяли расти ей быстро. Только собратья останавливали этот ни чем неконтролируемый рост. И так было со всеми. Не все растения Сада покоились в почве, благодушно созерцая свои подземные органы. Были и те, кто находился в движении и охотился на людей. Людей мы готовили для них по-разному. Зачастую еда подавалась живьем. Не все сначала терзали жертву. Некоторые совокуплялись с ней. С этими и другими схватками обитателей моего сада и людьми столкнулся мятежный дух Андрея.

Человеку нельзя было осмотреть с той точки, где стоял в ожидании Андрей, весь Сад: густая трава возвышалась на метра три. Этим пользовались наиболее смертоносные обитатели Сада: те, что могли самостоятельно передвигаться по нему в поисках пропитания. Они были опасными для невооруженного человека. К тому же помимо губительных свойств их тел местные твари обладали еще и интеллектом.

Сквозь вертикальные слои зарослей цвета истолченной спаржи просыпался крик. Второй раз он зазвучал громче и ближе. Кричала женщина, шум чего-то большого, продирающегося сквозь стену растительности, приближался к тому месту, где стоял мужчина. Гвалт остановился в нескольких метрах за стручком. Андрей крадучись обошел его и заглянул за увлажненные сотни гигантских стеблей.

Он увидел арахнида за процессом ухаживания. Хелицеры издавали щелкающие звуки, вторя убаюкивающему мурчанию яйца. Любовный стрекот цимбиума дополнял гармонию этой песни. Стального цвета брюшко источало нить паутины. Ее кобальтовая синь летела на притихшую и укормленную ядами женщину, одевая голову, руки, груди-вишенки, круглый животик в плотную паучью ткань. Лохматое лоно оставалось вне этих действий, раскачивающих лазуревую головокрудь, как шторм каноэ. Ловко шныряли шесть пинцетных лапок. Одна из них достала со спины кокон. В нем было маленькое тельцо. Изогнутая нога представила его к губе. Ротовое отверстие вытянулось между рядами мелких, залитых патокой слизи, хелицерами и стало сосать кисель из кокона. В это время перестала виться паутина, тогда опорожненный сосуд Дьюара подросткового тела полетел за острые верхушки толстых стеблей. За этой спаржевой оградой раздался топот и рык.