Он ощутил, как свежа и пугающа эта мысль; ему пришлось притормозить у обочины и сосредоточиться, глядя на проносящиеся мимо машины.
Тогда-то он и утратил обретенное спокойствие. «Если люди способны превратить свои дома в торговые центры, – подумал он, – то те же люди могут приравнять атомные бомбы к обычным.»
Это открытие он связал со своим новым знанием о ядерных грибах. «Как только эти люди увидят, что у новых взрывов меньшие, более дружественные размеры, процесс станет необратимым. Всякая бдительность исчезнет. И не успеешь оглянуться, как атомные бомбы можно будет приобрести в любой лавчонке – или получить бесплатно, в придачу к канистре бензина!» Отисом вновь овладела тревога.
* * *
– Он был в норме? – спрашивает Клэр.
– Только кофе. Девять чашек, судя по звуку. Силен.
– Мне кажется, он слишком часто думает о том, как взлетит на воздух. По-моему, ему надо влюбиться. Если этого не произойдет, он и вправду развинтится.
– Очень может быть. Он возвращается завтра вечером. Говорит, везет для нас обоих подарки.
– По-моему, все это мне снится.
Дег только что приехал. Но каков у него вид. Он напоминает нечто, выкопанное собаками из мусорных контейнеров в Кафедрал-Сити. Его обычно розовые щеки приобрели сероватый оттенок, словно голубиные перья; каштановые волосы всклокочены, как у вооруженного снайперской винтовкой маньяка из триллера, высунувшегося из захваченной им закусочной с воплем: «Не сдамся!».
Все это мы замечаем, едва он переступает порог, страшно взвинченный и невыспавшийся. Я встревожен и, по тому как Клэр нервно крутит в пальцах сигарету, вижу, что ей тоже не по себе. Однако, несмотря ни на что, у Дега довольный вид, казалось бы, чего еще желать; но почему его радость кажется такой подозрительной? Похоже, я знаю, почему. Это мне знакомо. Подобная беспричинная радость и показное веселье были написаны на лицах друзей, вернувшихся после полугодичного пребывания в Европе; на лицах, выражающих облегчение от того, что можно снова приобщиться к большим машинам, пушистым белым полотенцам, калифорнийской еде; все это соседствовало с неизбежной полуклинической депрессией: «Что же мне теперь делать с моей жизнью?», – депрессия, как правило наступает до и после паломничества в Европу. Ну и ну. Но Дег уже пережил серьезный «кризис пост-юности», а, слава богу, такие вещи случаются только раз. Так что, должно быть, он слишком долго был один – невозможность с кем-то поговорить бьет по шарам. Правда. Особенно в Неваде.
– Привет, чудики! Привез гостинцы, – кричит Дег, вваливаясь к Клэр с бумажным подарочным пакетом в руках; на мгновение он задерживается в прихожей – бросить взгляд на журнальный столик, где лежит почта Клэр, и это дает нам долю секунды, чтобы обменяться многозначительными взглядами – брови подняты вверх; мы сидим на ее кушетке и играем в «эрудита», и Клэр успевает шепнуть мне: «Сделай что-нибудь».
– Привет, дусик, – говорит Клэр, стуча по деревянному полу пробковыми, на платформе танкетками; с костюмом тореадора цвета лаванды и брюками-клеш она явно переборщила. – В твою честь я вырядилась, как домохозяйка из Рено. Попыталась даже соорудить «вшивый домик» на голове, но лак кончился. Так что… Выпить хочешь?
– От водки с апельсиновым соком не откажусь. Привет, Энди.
– Привет, Дег, – я поднимаюсь и иду мимо него к входной двери. – Надо облегчиться. У Клэр унитаз издает какие-то загадочные звуки. Сейчас вернусь. Долго ехал?
– Двенадцать часов.
– Вот и славно.
СТРАХО-ХОНДРИЯ:
ипохондрия, вызванная отсутствием медицинской страховки.
Пройдя через двор в свой чистый, но захламленный домик, я отыскиваю в нижнем ящике шкафчика в ванной комнате купленный по рецепту пузырек, оставшийся от моей годичной или двухлетней давности фазы дурачеств-с-успокоительными. Из пузырька я выуживаю пять оранжевых таблеток транквилизатора «Ксанакс» по полмиллиграмма, выжидаю несколько минут, достаточных для опорожнения мочевого пузыря, и возвращаюсь к Клэр, где размалываю их в ступке для специй и высыпаю получившийся порошок в приготовленную для Дега водку с соком. «М-да, Дег. Вид у тебя раздрызганный, ну ничего, за тебя». Мы чокаемся (я – минералкой). Наблюдая, как он заглатывает напиток, я осознаю – вина ударяет в загривок электрическим разрядом, – что переусердствовал с дозой и, вместо того чтобы просто помочь бедолаге расслабиться (как намеревался), сделал все, чтобы через пятнадцать минут он превратился в предмет мебели. Клэр об этом лучше не заикаться.
Читать дальше