Джон Кинг - Скинхеды (Skinheads)

Баз оказался в машине после девушки, которая готовилась стать монахиней. Рэй выехал с нею из ее из дома в Джордж Грине и направлялся в Аскот. Он наслаждался рассказами девочки о Боге, и Иисусе, и святом Иоанне Крестителе, как она собирается помогать другим, ездить в Африку или Южную Америку. Она могла говорить и говорить, и ему не хотелось, чтобы поездка закончилась. Она хорошо излагала материал, затем перешла к китам и планетам, и он бы согласился с нею, хотя никогда не думал обо всем этом в религиозном смысле. Она была маленьким хрупким существом, которое нуждалось в защите, и понимала, что Церковь позаботится о ней, а он не мог решить, хорошо это или плохо – постричься в монахини, но уважал ее достоинство и решимость.

Выходные закончились, но он так и не повидался с Лиз и девочками, хорошее настроение и добрый улов нужно было отметить, и сперва они пропустили по пиву в «Юнион Джеке» с дядей, Хокинзом, Бастером и Большим Фрэнком, затем продолжили с Полом, Красавчиком и другими парнями, они, покончив с кебабом и кар-тошкой-фри, в этот вечер, держались до конца. Его голова начала болеть, когда он подумал о лагере и мясе, луке, перце и жире на картошке-фри. И он не мог вспомнить, чем все закончилось.

«Liquidator» продолжал играть, снова и снова, десятки лет, все громче и сильнее, действуя ему на нервы.

Раздался звонок на мобильном, от Лиз. Вот только светской беседы ему не хватало. Но он взял трубку.

– Тебе лучше приехать, – закричала она.

– Что стряслось?

– Просто приезжай и поговори с Челси. Я нашла у нее в кошельке две гребаных таблетки экстази.

Рэй выскочил из кровати и оделся в две минуты. Он почистил зубы и отлил, схватил пакет молока из холодильника и выпил его, спеша скорее выбраться из квартиры. Он забрался в машину и завел мотор, затрубила музыка, Gundog играл «In The Eyes Of A Jury». Он выключил это. Его дочери не принимали наркотики. Это была какая-то ошибка. Он думал об этом секунду. Кто-то, должно быть, продал их Челси. Наркобарыги были повсюду, их следовало отлавливать и отстреливать. Особенно тех, кто продает экстази одиннадцатилетним девочкам. Особенно подонка, который продал это его гребаной дочери. Рэй потянул рычаг, и эта дрянь не сработала. Он ударил по рычагу, треснул кулаком по приборной доске, стекло на спидометре треснуло, он выбрал секунду, услышал, как двигатель вздохнул, и он тронулся с места, набирая скорость. Начав движение, он уже не останавливался и проскочил на красный, выехав на главную дорогу, ведущую к его дому. В начале дня транспорта на улицах не было. Солнце висело, словно тяжелый раздражающий шар, он допил молоко и бросил пустой пакет на заднее сиденье. Его мысли укорачивались, сжимались, ярость нарастала. Рэй знал, что нужно сделать.

Вскоре он остановился у дома, прошел по дорожке в открытую дверь, квартира Лиз напротив стены. Он вошел в гостиную. Челси сидела на диване, ела вареные яйца, тарелка покачивалась на ее коленях, она робко посмотрела на него, обмакивая тост в соус. Ясно, что она не ведала, что творит, и вы еще думаете, что все дерьмо по телеку, про гомиков и наркотики, даст детям хоть какое-то представление об этом. Его дочь не боялась его, ей не было нужды его бояться, он никогда не повышал голос и не поднимал руку на детей. Лиз занималась дисциплиной. Он присел, а его жена вышла, чтобы сделать ему кофе. Телевизор работал, но никто не смотрел, как серый бюрократ читает нотацию всему свету, и находясь вдали от всего этого, он слышал в его речи гораздо больше дерьма, больше гребаной лжи, больше гребаной коррупции. Его так и подмывало вмазать «мартинсом» по экрану, но он держал себя в руках, не хотел, чтобы Челси думала, будто он сердится на нее. Он нашел пульт и выключил ящик.

– Ну, – сказал он наконец, – что там у нас с парой таблеток?

– Это экстази, они делают тебя счастливым. Я не знала, что это неправильно.

Рэй закусил губу.

– Где ты взяла их, милая?

– Зачем тебе знать?

Рэй хотел знать, потому что чем скорее он ознает, кто продает наркотики его одиннадцатилетней дочери, тем скорее он выследит эту мразь и прикончит ее. Его кулаки набухали, он чувствовал давление в голове, сейчас посуда разлетится на куски. Его мозг кипел, но каким-то образом он оставался спокоен, у него была цель – призвать ту мразь к ответу.

– Я просто хочу переброситься парой слов с тем, кто продал их тебе. Понимаешь, эти таблетки очень опасны.

– Ты собираешься их отругать?

Рэй улыбнулся. Он не был уверен. Он мог ограничиться одним лишь телесным наказанием. Он представил, как били его, когда он учился в школе, директор, разражавшийся словесным поносом, всегда вставлял в свою лекцию слово о его стрижке, говоря ему, что он был маленьким грязным скинхедом и что скинхеды были головорезами и бродягами. Этот человек ничего не знал. У него было несколько нормальных учителей, но директор был не из их числа. Рэй просто смеялся ему в лицо. Только такая розга и задевала его, но не слова. Вообще-то, он мог понять стремление сперва объяснить суть вещей, но станут ли эти барыги сидеть и слушать его? Он не был уверен. Он примет решение на месте.