Саймон Логан - i-o

Я прикасаюсь к ленте, провожу моими утомленными, покрытыми шрамами пальцами по его причудливым изгибам и гипнотическим завиткам и начинаю понимать их значение.

Пар внезапно вырывается из лотка слева от меня, и это застигает меня врасплох, хотя подача заготовок происходит с той же ритмической регулярностью, как и работа всех окружающих меня механизмов.

Я отдергиваю пальцы от ленты и протягиваю руку за следующей заготовкой, в то время как моя вторая рука уже извлекает очередную трубочку из покрытого пятнами и надорванного кармана на моем фартуке. Но из облака пара ничего не появляется.

Я пытаюсь нащупать заготовку, заранее предвкушая ее влажную теплоту, но когда облако пара развеивается, лента пуста.

Часы соскочили с ритма, на шестерне пробуксовал зубец.

Я снова протягиваю руку туда, где должна появиться заготовка, где она всегда появлялась раньше и всегда будет появляться, потому что я не умею делать ничего другого. Я умею делать только это.

Но опять не нахожу ничего, кроме пустоты.

Я утираю пот со лба и поворачиваюсь к металлической лестнице, которая ведет в мою комнату отдыха.

Детали машины, которые видны сквозь металлическое кружево стен, продолжают вращаться как ни в чем не бывало. То, что их движения всегда повторяются, внушает в меня уверенность, и я спрашиваю у них, моих повелителей, моих работодателей, что мне делать теперь.

Но они безмолвствуют.

Я поворачиваюсь обратно к конвейеру и обнаруживаю, что узор на нем уже не так хаотичен, как прежде.

Я снова тянусь к месту, где должна быть заготовка, но мои пальцы хватают горячий, липкий воздух.

В моей голове опять стучит все сильней и сильней. Клапаны сердито скребут мой череп.

Затем струя пара вновь вырывается из лотка точно в положенное время, и глухой удар возвещает о прибытии новой заготовки.

Не размышляя (потому что именно этому мы научены) я беру заготовку, извлекаю трубку из кармана, приподнимаю слой и помещаю туда трубку.

Затем на мгновение я замираю, изучая заготовку, но она ничем не отличается от тех, что я видел до нее, от тех, что я увижу после нее. И все же она совершенно другая.

Мгновение спустя я уже кладу заготовку обратно на ленту и наблюдаю, как механическая клешня появляется в проеме и хватает ее.

Ритм конвейера восстановлен.

Но даже сейчас я не могу забыть то, что заполняло пустоту на месте отсутствовавшей заготовки. Страх. Паника. Беспорядок. Надзиратели, мечущиеся как сумасшедшие, пытаясь умиротворить машину, восстановить ее сердечный ритм.

Но только какое-то время спустя я понял, что именно это и было написано на металле конвейерной ленты.

Мой сон, такой же ритмичный, как волнообразный гул фабрики, из которого состоял весь мой мир, был прерван посторонним звуком — посторонним, потому что источником его была не машина, не сталь и не страдание.

Я открыл глаза, не пошевельнув головой, и стал смотреть на детали машины, которые вращались и двигались на стенах фабрики, обеспечивая равномерность процесса производства. За скрежетом шестеренок я различил звук — тот самый звук, что разбудил меня. Мягкий, влажный — звук органического происхождения.

Я непроизвольно поджал губы и подумал о течи из лопнувших труб пневмосистемы. Я подумал об изложнице, с которой на бетонный пол, словно ядовитое молоко из материнской груди, капает зеленоватый конденсат. Я перебрал все простейшие объяснения существованию этого звука, не желая признавать очевидное — этот звук был для меня совершенно новым и незнакомым.

Звук повторился, громкий и влажный, и я понял, что он раздается из-под моей собственной кровати.

Схватившись за ржавый шест, который предохранял меня ночью от падения, я перегнулся через край и вгляделся в полоску темноты шириной в полфута. Там что-то поблескивало.

И снова я бросил взгляд на детали машины, пытаясь добиться от них ответа или объяснения.

Зубчатые шестерни вращались. Клапаны спускали пар. Вентили извергали газ и молочно-белые струи пара.

Они не могли дать мне ответа.

Неуверенно вздохнув, я запустил руку под кровать и извлек оттуда что-то маленькое, теплое и влажное. Ухватив покрепче, я поднял это что-то поближе к тусклым лучам света, которые сочились сквозь решетку заменявшую мне потолок. Это была заготовка, идентичная тем, что прибывали ко мне по конвейеру. Такая же, как все те, что я получал до того, такая же, как все те, что я буду получать вечно.

Такая же — и в то же время совсем другая.