Хилари Рафаэль - Я люблю Будду

у меня голове бесновался диджей, работающий в стиле хард-техно, я знала, что эту музыку слышу лишь я одна, потому что движения хирурга и его маленькой помощницы были исполнены неземного спокойствия, я сосала его член и одновременно ублажала ее рукой, я наблюдала за тем, как он пялит ее в разных позах, пока во мне глухо жужжат какой-то вибрирующий прибор, я вылизывала ее соленое скульптурное чудо, пока он лизал меня между ног. она освободила мне одну руку; и направляла ее, куда нужно, пока я резала скальпелем кожу у него на бедре, я начертила узор у нее на спине, его кровью, при виде этой кровавой мандалы в голове у меня сразу же прояснилось, как будто в мозгах включился пылесос, который мгновенно высосал весь дурман, разум стал, словно снежное поле, не оскверненное ни единым следом, я кончила несколько раз подряд, и каждый следующий оргазм был яснее и четче предыдущего. а потом — так внезапно, нежданно — круглолицая, свежая, юная майко выходит на снежное поле, ее трепещущие алые рукава расшиты цветками вишни, сандалии надеты на босу ногу, поджатые белые пальчики у нее на ногах походят на маленькие жемчужины, ей не холодно, вовсе нет. она держит узорчатый зонтик от солнца, она подходит ко мне близко-близко, останавливается где-то в метре от меня. НЕОГЕЙША, говорит она, ТЫ СПАСЛА МЕНЯ. ТЕПЕРЬ, УМОЛЯЮ, СПАСИ ОСТАЛЬНЫХ, ее нарисованные красным губы шевелятся, как розовые лепестки на ветру.

доктор и медсестра продолжали свое показательное выступление всю ночь, или весь день, в конце концов, они дали мне препарат, чтобы снять судороги со сведенной челюсти, и я задремала, меня разбудила сестра садако: принесла мне горячего чаю и миску рисовой каши, все было очень культурно.

подлинность предметов искусства из коллекции ХИЁКО [которая в данное время входит в постоянную экспозицию Токийского национального музея] подтвердили специалисты по истории искусства из Художественного агентства при Императорском дворе, ЮНЕСКО, Мюнхенского института эротического искусства, фэн-клуба манга “Неогейша спасает мир” и Иокогамской женской художественной школы, все это — вещи редкие и превосходные:

пятнадцать эротических гравюр сюнга периода Эдо: пять по тематике “москитная сетка”, шесть — “дилдо”, три — так называемых “любителей кусать пальцы”, и одна, особенно редкая — “кусание пальцев с дилдо под москитной сеткой”.

две ширмы периода Монояма с изображением глициний и осенних кленов соответственно.

свиток “Сутры лотоса”, относящийся к десятому веку, предположительно принадлежавший императрице Тэйси.

первое издание фотоальбома Араки Нобуёси “Токуо Lucky Hole”, с автографом.

иллюстрированный свиток с главой “Последние церемонии” из Повести о принце Гэндзи”, периода Камакура.

вышедшие ограниченным тиражом фототипии работ “Позолоченного пиона”, известного андеграундного фотографа садо-мазо, том числе: “Мое лицо все разъебано” и “Пони в разодранном кимоно”.

десять осколков, различной формы, доисторической корейской погребальной урны из селадона, в которой предположительно принимал ванны император Ку.

бронзовая фигурка сидящего бодхисаттвы, периода Асука.

Тетради из кожи ящерицы (это ясно без слов, хотя ее все же необходимо включить в данный каталог).

когда она пила слишком много спиртного, ее всегда мучил страшный сушняк, она возвращалась домой — или куда-то еще, — и жадно пила воду прямо из-под крана, слизывала влагу с оконных стекол, опустошала чужие бутылки с холодным чаем.

я хорошо помню тот день, когда она подцепила этого итальянского дипломата в отделе очистительных фильтров для воды, в “tokyo hands”, златовласый ламберто из Милана, он услышал ее разговор по мобильному — она спорила с кем-то об аргентинской литературе, — из соседнего ряда и не смог воспротивиться искушению взглянуть на обладательницу такого соблазнительного голоса, так сказать, соотнести голос с телом, так и хочется написать, что при виде ХИЁКО он тихо выдохнул “madonna mia”, но это могло быть любое подходящее случаю восклицание, поскольку ламберто был убежденным космополитом, он мог бы воскликнуть “иисус милосердный” или “лисица-оборотень”, завершив разговор резким ‹военная хунта вымостила дорогу поэзии›

, ХИЁКО выдрала из уха хедсет и сосредоточилась на изучении очистительных фильтров, ламберто, чье имя почему-то напоминает мне одну видеоигру, в которую я резалась в восьмидесятых, откашлялся, прочищая горло, и обратился к ХИЁКО в манере прожженного плейбоя: