Чарльз Буковски - Фактотум

Мы ходили на скачки не каждый день. Часто случалось, что утром с изрядного перепоя мы вообще не могли встать с постели. Ближе к вечеру мы более-менее приходили в себя, выползали из дома до ближайшего винного магазина, а потом зависали на час-полтора в каком-нибудь баре, слушали музыку из музыкального автомата, наблюдали за пьяными посетителями, курили, слушали мертвый смех окружающих — в общем, не самый плохой способ скоротать вечерок.

Нам везло. Как-то так получалось, что мы добирались до ипподрома только в правильные дни.

— Да нет, — говорил я Джан. — На этот раз он не выиграет… сколько можно… так не бывает.

А потом Уилли Хармац выступал в последнем заезде, появлялся в самый последний момент, озаряя собою уныние и мрак, сотканный из алкогольных паров, — и приходил первым, наш добрый гений, старина Уилли. При ставках шестнадцать к одному, восемь к одному, девять к двум. Уилли стал нашим единственным спасением, когда весь мир равнодушно зевнул и забил на нас с Джан большой болт.

Моя машина за тридцать пять долларов заводилась почти всегда, так что с этим проблемы не было. А вот включить фары — это была настоящая проблема. Обычно мы возвращались со скачек уже в темноте. У Джан в сумке всегда имелась бутылка портвейна. Портвейн мы открывали еще по дороге на ипподром. Потом пили пиво на трибуне, а после восьмого заезда — если все было нормально — пили еще. В баре при ипподроме. Как правило, виски с водой. Меня уже раз забирали в полицию за вождение в нетрезвом виде, и тем не менее я садился за руль, изрядно поддатый, и ехал практически на автопилоте, да еще с неисправными фарами — в темноте.

— Не волнуйся, малышка, — успокаивал я Джан. — Они включатся сами на следующей колдобине.

Иногда сломанные рессоры дают определенное преимущество.

— Там впереди яма! Держи шляпу крепче!

— У меня нет шляпы!

Я все-таки преодолел эту выбоину.

БУМ! БУМ! БУМ!

Джан подпрыгивала на сиденье, стараясь не выронить бутылку портвейна. Я держал руль мертвой хваткой и напрягал зрение, пытаясь разглядеть хоть один проблеск света на дороге впереди. Фары включались сами собой. Просто от жестких прыжков по колдобинам и ухабам. Рано или поздно фары включались всегда.

Мы жили в старом многоквартирном доме, в двухкомнатной конуре на четвертом этаже. Наши окна выходили на заднюю сторону. Дом стоял на краю высокого утеса, так что окна располагались на высоте не четвертого, а как минимум двенадцатого этажа. Как будто мы жили на самом краю света — в последнем прибежище перед падением в бездну.

Нам очень долго везло на скачках, но в конечном итоге везение нам изменило, как это бывает с любым везением. У нас почти не было денег, но мы каждый день пили вино. Портвейн и мускат. Весь пол у нас в кухне был заставлен пустыми бутылками. Бутылки стояли рядами. Шесть или семь емкостей по галлону. Перед ними — пять-шесть четвертушек, а перед четвертушками — столько же пинт.

— Когда-нибудь, — рассуждал я, — когда люди откроют проходы в четвертое измерение, и мы будем жить уже не в трехмерном, а в четырехмерном мире, человек сможет выйти из дома… ну, типа пойти прогуляться… и просто исчезнуть. Никаких похорон, никаких скорбных слез, никаких иллюзий, никакого рая или ада. На пример, соберется компания, и кто-нибудь спросит: «Кстати, куда подевался Джордж?» И кто-то другой ответит: «Не знаю. Он сказал, что ему надо выйти купить сигарет».

— Слушай, — сказала Джан. — А сколько времени? Мне надо знать, сколько времени.

— Давай посчитаем. Вчера, ровно в полночь, по сигналу по радио, мы переставили часы. Мы знаем, что они спешат. На каждый час набегает по тридцать пять минут. Сейчас на часах половина восьмого, но мы знаем, что это неверное время, потому что на улице еще светло. Сейчас явно не вечер, а день. Хотя уже ближе к вечеру. Ладно. Берем семь часов тридцать минут. Семь раз по тридцать пять минут — получается 245 минут.

Половина от тридцати пяти — это семнадцать с половиной. То есть у нас получается 252 минуты плюс еще половинка минуты. Так, так, так. Это четыре часа и сорок две с половиной минуты. То есть мы должны перевести стрелки назад. На пять сорок семь. В общем, сейчас без пятнадцати шесть. Как раз время ужина, а у нас нечего есть.

Мы уронили часы, и они сломались. Но я их починил. Там было что-то не так с главной пружиной и маховым колесом. Я смог придумать единственный способ сделать так, чтобы часы снова пошли, а именно: укоротить и затянуть пружину. Но в результате такой операции скорость движения стрелок увеличи-. лась вдвое: было практически видно, как движется ми. — нутная стрелка.