Джо Фауст - Дьяволы Фермана

Образ Хонникер по-прежнему затягивал туман, и все же я видел ее лицо и не могу сказать, что она выглядела растерянной.

— Послушай, я знаю, что начинаю говорить, как Бэйнбридж…

— А ты сам-то, — сказала Хонникер, — чего хочешь от наших с тобой отношений?

— А чего хочешь ты?

— Ты первый.

— Ты знаешь мой ответ. Отчасти здесь дело в моих гормонах… — «И твоих феромонах», захотелось прибавить мне. Только я понимал, что для этого еще не время. — Помимо основной части, мне бы хотелось человеческих отношений. Ты зачаровываешь меня.

Она с улыбкой приняла комплимент и кивнула.

— Что там насчет основной части?

— Давай не будем обсуждать две темы одновременно. Я еще пытаюсь понять, что означал День Канталупы.

— Ладно, — сказала Хонникер, — что собираешься делать дальше?

— Поехать домой и отдаться во власть своей болезни. — Я спрятал лицо в ладонях.

— Понятно, — сказала она. — Я тоже намеревалась сбежать из агентства. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, если можешь. Ну как?

— Смотря что. Я чувствую себя развалиной.

— Это будет не очень сложно. Я хочу, чтобы ты куда-нибудь меня отвез.

— Куда?

— На твой вкус. Отвези меня в такое место, которое отражало бы твою истинную сущность, Боддеккер. Я хочу побольше узнать о тебе.

— Прямо сейчас?

— Совершенно верно.

Я поднял голову и мутным взором уставился в пространство.

— А могу ли я ожидать того же самого от тебя?

— Когда-нибудь — обязательно. И учти: никаких приключений, кроме как по обоюдному согласию.

— День Канталупы был обоюдным согласием? Хонникер рассмеялась, показав великолепные белоснежные зубы.

— В День Канталупы ты стал моим.

— Я стал твоим? Это что-то новенькое. — В голове по-прежнему клубился туман. Я неловко поднялся на ноги и задвинул стул.

— Ты готов идти?

— Десять минут — чтобы прибраться на столе.

— Встречаемся у лифта.

Минуло двадцать минут, прежде чем я оказался на месте. Впрочем, так всегда бывает, когда очень спешишь. Дансигер в свое время вывела теорию, что в те моменты, когда человек спешит, он испускает определенные феромоны, оказывающие влияние на окружающих. Это одна из тех вещей, о которых все говорят, но никто не проверял ее истинность. Увы! Я полагаю, что множество гениальных открытий так и не сделали, поскольку люди поленились проверить свои предположения.

Возможно, что-то верное заключалось и в этой феромонной теории, поскольку, как бы поздно я ни пришел, Хонникер опоздала еще больше. Я отвез ее на Центральный вокзал, где мы безуспешно попытались сесть в поезд, а в итоге воспользовались старым добрым цеппелином «Остров Баффин», который в полдень летел в Принстон.

Я ничего не сказал ей, пока мы находились в воздухе. Не стал я разглашать информацию и на станции в Принстоне, где нанял коляску и приказал отвезти нас в старый район. Осознав, что мы приближаемся к дому, я повернулся к Хонникер:

— Как и все прочие, я стремлюсь к уюту. И сейчас ты увидишь, ради чего я старался все последние месяцы.

Коляска завернула за угол; инерция кинула нас друг на друга.

— Третий дом слева, — сказал я, глядя в лучистые глаза Хонникер.

Ее губы изогнулись в улыбку.

— Боддеккер! О, Боддеккер, это чудесно! Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть семья.

Я не успел ответить. Внезапно к горлу подкатил ком, и сердце бешено застучало о ребра. Часть моей «семьи» располагалась во дворе моего принстонского дома. Многочисленные «племянники» и «племянницы» бегали между валунами, играя в войну или баюкая своих «чуть живых» кукол. Мальчишки и девчонки размахивали разрекламированным «Мак-Маоном, Тейтом и Стивенсом» игрушечным оружием: «Точная копия стандартной автоматической винтовки! Оружие, которое выиграло Норвежскую войну!» Горячая битва то и дело перебивалась диспутами о том, кого убили первым, и женская часть войск оглашала двор возмущенными воплями, готовясь вцепиться друг другу в волосы.

— Мне остановиться здесь, сэр? — фыркнул водитель коляски.

Я попытался ответить, хотя слова застряли у меня в горле. Глаза наполнились слезами. Мой собственный жилищный агент предал меня. Какого черта Джен мне не позвонила?

— Боддеккер?

Я мотнул головой и махнул водителю, приказывая продолжать движение. Потом откинулся на сиденье, отвернувшись от Дома, от Хонникер и от всего белого света.

— Боддеккер, что случилось? Ты не хочешь познакомить меня со своей семьей?

Дрожа, я прошептал: