Ричард Хелл - Погнали

Репетиция – полный абзац. Приходится именно на тот день, когда я втираюсь кокаином, и все мои силы уходят на то, чтобы просто выйти из дома и добраться до студии. В такие дни я боюсь выходить из дома даже на полчаса. Приход восхитительный, но на отходняке подгоняешься жутко. Под коксом чувственное восприятие обостряется, и любое, даже самое незначительное возмущение в окружающей атмосфере тут же отзывается в нервных окончаниях сигналом тревоги. На улице я себя чувствую, как бескрылая птица, мое гальванизированное лицо скрипит на шарнирных соединениях, и я мчусь, с дикими выпученными глазами – трехдольный размером в укрытие, где безопасно. [прим.переводчика: трехдольный размер – музыкальный термин.]

У меня все с собой, и каждые тридцать-сорок минут я отлучаюсь в сортир, чтобы вмазаться. Я такой нервный и дерганый – плюс к тому, и худой, как скелет, – что мне стоит немалых трудов попасть иглой в вену. Наконец я пускаю очередную дозу, да и то чуть не промазав. Держу забрызганную кровью руку под струей холодной воды и думаю, что надо уже возвращаться в студию, а то ребята и так напрягаются. В общем, плетусь обратно, весь из себя сосредоточенный и целеустремленный, и даже не замечаю, что весь туалет забрызган кровью. Потом Копли уходит пописать и возвращается злой и страшный, так что дым валит из ушей, а я изображаю горькую обиду на всех и вся. В общем, бродячий цирк в зоне военных действий в жуткую непогоду с громами и молниями.

Остальные ребята в прениях не участвуют. Второй гитарист вечно загружен своими проблемами, а к нашим общим проблемам относится философски: он давно уяснил для себя, что рок-н-ролл есть синоним хаоса, а с бесконтрольной стихией бороться глупо. Ударник, тихий, слегка тормознутый парень, у нас в группе недавно; он вообще никогда ни на что не жалуется. Играет себе в популярной группе, получает за это деньги – доволен и счастлив. А Ларри, басист – это вообще разговор отдельный. У человека две страсти в жизни: боль и безумие. Одно удовольствие наблюдать – зрелище отчасти противное, но в целом забавное, – за его потугами влиться в эту атмосферу всепоглощающей безысходности и всеобщей испорченности.

Мы с Копли иной раз прикалываемся, пользуясь его непомерно усердным стремлением «соответствовать». Я помню, как Копли однажды попросил Ларри оказать ему маленькую дружескую услугу и кое-что передать от него девчонке, которую я утащил домой после концерта. Копли особенно подчеркнул, что она очень просила, чтобы ей принесли эту штуку, но сам он никак не может, и поэтому просит Ларри. В общем, Ларри вваливается ко мне посреди ночи. Несет какую-то пургу, напускает таинственности, я вообще ничего не пойму; и вот, наконец, он улучает минутку наедине с девушкой, и – довольный и гордый, как щенок, угодивший хозяину, – открывает свой волшебный мешок и вручает ей здоровенный фаллоимитатор.

И каждый раз, когда он выставляет себя идиотом, он делает вид, что все так и задумано, что он был во все посвящен с самого начала и сделал это нарочно – ну так, по приколу, чтобы ребят посмешить. И все это он говорит с глупой самодовольной улыбкой, причем, совершенно непробиваемой.

Ларри – это что-то с чем-то. Он пребывает в непоколебимой уверенности, что все человеческие отношения – если не все бытие в целом, – строятся на притворстве, что ты притворяешься. Меня подобный подход огорчает. Хочется сразу его прибить, чтобы не мучался. Он меня бесит как данность, я презираю таких людей, но, с другой стороны, мне даже нравится – то ли из пуританских соображений, то ли скрытых наклонностей к садомазохизму, – что такой человек есть поблизости, потому что он представляет собой как бы карикатурную иллюстрацию ко всем моим убеждениям и жизненным принципам. В каком-то смысле я сам его сделал. И, стало быть, я вполне его заслужил. Он – как мужской вариант Мерри. Как мое собственное неприглядное отражение в кривом зеркале.

Концерт проходит нормально, и Копли больше не бесится. На что я, собственно, и надеялся. Мы играем на открытии нового клуба в мидтауне, и народу набилось – не продохнуть. На самом деле, мы сейчас не в ударе, но для здешней публики вполне покатит, ничего лучше они и не видели; и мы еще привели с собой толпу фанов с Нижнего Ист-Сайда, потому что они – наши верные почитатели и еще потому, что большинство из них тоже не видели ничего лучше. У нас есть несколько новых вещей, которые надо обкатывать на концертах. Да и старые вещи идут на «ура». Но самое главное, Копли остался доволен звуком. Звуковая система, микшерный пульт, микрофоны – все было очень и очень пристойно. Так что Копли играл, как Бог, и – что самое замечательное, – народ в зале выкрикивал его имя и аплодировал его соло. Все-таки интересный он человек. В жизни мой похуизм его бесит, а вот на сцене он с этим мирится и даже всячески одобряет. Ну, то есть, когда мой упомянутый выше похуизм направлен на зрителей в зале.