Борис Прокудин: In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета

Юра побрел к морю и минут десять сидел у кромки воды, умывая лицо и приходя в себя, пока на горизонте не появился Митяй.

— Вот ты где! — закричал он. — Чувак, я тебя ищу!

Юра поднял на него полные отчаяния глаза, а Митяй гордо протянул ему литровую бутылку пива.

— Ты мне вчера две гривны дал, — сказал он, свободной рукой почесав затылок, — вот, это тебе. Я ее, между прочим, еле сохранил. На эту бутылочку многие покушались… Можно я только глоточек сделаю?

— Угу, — ответил Юра.

Митяй приложился к бутылке, крякнул от удовольствия и вытер губы.

— А что кислый? Из-за бабы, что ли?

Юра молчал.

— Дурак! Баб миллион, а свобода — одна. — И Митяй огляделся вокруг, будто выискивая что-то. — А где твои-то? Остальные то есть?

— Разъехались.

— Уже? Блин!.. Слушай, Рома чай делает с ежевикой, с яблочками, с чачей. Чачачай называется. Там печенье есть и сгущенка, пойдем хлебнем.

Юра посмотрел Митяю в глаза и улыбнулся:

— Я попозже.

Митяй, не слушая, ухватил его за руку и помог встать.

— Давай-давай, остынет все на хрен! Чувак!..

Процессию возглавляла троица музыкантов, один из которых тащил на себе контрабас. Саша и Никита шли за ними, прыгая по раскаленным камням. В одном месте им даже пришлось разуться и переносить свои пожитки над головой по морю: нескромный валун выкатился вперед и перегородил дорогу.

— Слушай, — сказал тот, что с дредами, лысому, — смотрю я на тебя который день и понять не могу, чего это ты кепку козырьком назад носишь.

— Так модно, — сказал лысый.

— Прости, не мог бы ты повторить ту херню, которую только что сказал?

— Так сейчас модно, и это не херня, это реалии эпохи. Спущенные джинсы, нижняя майка и кепка наоборот. Это нормально.

— Нормально?! Это ниггерская мода!

— Мне насрать, чья это мода… К тому же негры всегда за нас.

— Я тоже ничего не имею против чернокожих братьев. Если бы был выбор, кому дать в морду, я бы с удовольствием дал белому. Белые уже всех задолбали.

— Белые дрючат весь мир, — согласился лысый.

— Спущенные джинсы и кепки наоборот, — сказал тот, что с дредами, — все это говно пошло от черных зэков. Из тюрем Гарлема, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот видишь, ты понимаешь, почему мода идет к нам из тюрем, а я — нет.

— Какие, на хрен, тюрьмы?

— Спущенные джинсы потому, что в тюрьме у этих отбросов общества отнимали ремни, чтобы они не могли повеситься или кого-то придушить.

— Да уж, — закивал лысый, — оставь им ремни, начался бы полный беспредел и анархия.

— А кепки наоборот потому, что им надо было как-то целоваться со своими телками через сетку-рабицу.

— Да что ты?

— Сто пудов. Это не гон. Это чистая правда. К такому прикиду еще неплохо наколку сделать, что-нибудь типа «Век воли не видать». И еще сморкаться одной ноздрей. Не пробовал?

— Ну и тебе-то что? Не нравится — не ходи.

— Вот я и говорю, будь другом, разверни хотя бы кепку вперед. Вот и Лисья бухта уже скоро.

— А на хрена? Моему внутреннему миру это не мешает…

На горизонте показался уставленный палатками длинный пляж.

— Вот вам и Лиска, — сказал лысый Саше и Никите, вытирая лоб рукавом. — Филиал рая на земле. Пол живет в конце, на «Нюшке». Мы-то кочуем, а он шалаш себе построил. Крепость практически. Настоящий Робинзон Крузо.

— Шалаш?

— Да. Сказал, что он инженер и может тут небоскреб сколотить из подручного материала. Мы еле отговорили.

— Только англичане на такое способны, — сказал немногословный.

В конце пляжа стоял самый натуральный шалаш, большой и разлапистый. Каркас из толстых длинных палок был накрыт сухими ветками, а вход завешен полосатой простыней. Сооружение было фундаментальное. Саша и Никита засунули головы внутрь, и их взору предстала довольно живописная картина. Вокруг большого валуна, на пеньках, сидели Пол с гитарой и две обнаженные девушки с банками пива.

— Саша! — закричал Пол и кинул одной из девушек гитару. Та ее поймала, как циркачка, не выпуская банку из руки. — Я ждал тебя, Саша!

Пол был загорел и бородат, и из одежды на нем была только набедренная повязка, сооруженная из когда-то белой, а теперь застиранной и превратившейся в тряпку рубашки. На шее висели клык и несколько нитей бус, на руках были фенечки, а на ногах самодельные сандалии.

Он нежно обнял отпрянувшую от входа в шалаш Сашу и попытался ее поцеловать.

— Я привезла тебе паспорт, — говорила она, отстраняясь.

— А я тут! — Наконец-то заметив Никиту, он пожал ему руку: — Ребята, давайте тут жить, места хватит! Я собрался до сентября тереться.