Поппи Брайт - Ворон - Сердце Лазаря

Он умолкает, листая ломкие старые страницы.

— А вороны? — спрашивает Лукреция.

— Почти все врановые — вОроны, ворОны, грачи… многих из них считают вестниками смерти. Ага, вот, — он зачитывает вслух, ведя пальцем по строчкам. — In habentibus symbolum facilis est transitus.

— Латынь я тоже не понимаю, — говорит она. Аарон хмурится, очень по-учительски, словно она не сделала домашнюю работу или передавала записки. Однако извиняется и переводит:

— Для владеющих символом переход легок, — он делает паузу, и добавляет как бы сноской, — переход из страны живых в страну мертвых.

— А что за символ? — спрашивает Лукреция, но он лишь пожимает плечами.

— Зависит. Им могут быть многие вещи, — он возвращается к книге. — У Вейкера есть упоминание, отрывок из сказки, как он думает, изначально венгерской или валашской.

Теперь Аарон читает медленно, переводя для нее с листа:

— По поверьям этого народа когда человек умирает, ворон уносит его душу в страну мертвых. Но иногда случается нечто настолько плохое, что с ней уносит и огромную печаль, и душе нет упокоения. Тогда, бывает, ворон приносит эту душу обратно в страну живых — отомстить тем, кто в ответе за ее неупокоение. Пока дух преследует только виновных, ворон защищает его, и ни человек, ни зверь, ни другие злые духи не причинят ему вреда. Но если дух свернет с этой узкой дороги, ворону придется покинуть его, и дух останется скитаться в мире живых один навсегда, призраком или выходцем с того света.

Аарон по привычке проводит пальцем по переносице, поправляя отсутствующие очки, закрывает книгу и кладет на стол между ними.

— Итак, в данном случае, полагаю, символом является боль души и связь этой боли с живыми.

— Боже, — шепчет Лукреция, глядя на черную книгу Аарона Марша.

— Лукреция, это всего лишь сказка. Сказка народа, который верил, что самоубийцы становятся упырями.

На миг ей хочется рассказать ему остальное, каждую подробность появления Джареда в квартире и мысли, которые она могла читать в нервном птичьем разуме. Хочется, чтобы другой, кто угодно, узнал, что она видела и пережила. Миг проходит. Если она собирается помочь Джареду, времени остается не так много.

— Благодарю вас, доктор Марш, — говорит она, отодвигая стул. — Спасибо за помощь и прошу прощения, что разбудила вас с Натаном…

— Сказка, Лукреция. И все.

Она отвечает улыбкой, пускай больше напоминающей болезненную гримасу.

— Мне пора.

У Аарон вид сомневающегося человека, будто он думает — звонить врачу или в полицию. Но она уже вышла в коридор, и он идет следом, бормоча о шторме, что там говорили о нем по радио. Вместе они спускаются по скрипучей лестнице и проходят мимо побитого молью додо в тюрьме из стекла и клена. Аарон отпирает дверь, пока она надевает мокрое пальто и забирает зонтик.

— Будь осторожна, — говорит он, когда Лукреция переступает порог, в дождь.

— Это всего лишь сказка, — отвечает она. Аарон кивает с оптимизмом, означающим, что он по крайней мере хочет верить в ее искренность. — Со мной все будет в порядке.

А потом он прощается, и дверь «Ока Гора» захлопывается со звяканьем, и Лукреция остается одна на мокрой улице, жаждущей рассвета.

После рассвета не прошло и часа, и если у Фрэнка Грея бывали похмелья хуже, то сейчас слишком болит голова, чтобы вспомнить. Его партнер за рулем. Когда патрульная машина сворачивает с Канал на Св. Чарльза, дождь с силой обрушивается на лобовое стекло и остается только удивляться, как оно не треснуло. Голова лопается по швам, кажется, простые капли воды разбили бы ее на тысячу осколков. В желудке что-то поднимается и опускается, как порывы ветра.

— Господи, Уолли, — говорит он, и его собственный голос отдается в голове эхом, отражается от хрустальных сводов черепа. — Может, хоть попытаешься не ловить каждую рытвину?

Уоллес Тибодо его партнер уже больше года — грузный седой чернокожий мужчина, десятью годами старше Фрэнка. Уоллес Тибодо ненавидит пьющих полицейских почти так же сильно, как купленных. Он уже не раз повторял это Фрэнку.

— И что это было вчера? — Уоллес щурится, вглядываясь в дождь, одной рукой вытирает запотевшее стекло. — Скипидар с бензином и одеколон вдогонку?

Фрэнк смотрит в окно на белоколонные дома вдоль улицы, полускрытые пеленой дождя, и кряхтит в ответ.

— Ну, сэр, ежели вам есть чем проблеваться, то извольте сделать это до приезда в парк. Чую, нас ждет скверный труп.

— Я в норме, — Фрэнк трет место между глазами, где пульсирует боль.