Поппи Брайт - Ворон - Сердце Лазаря

Но что-то внутри него лопнуло, как созревший нарыв, и темная, жгучая ярость выплескивается наружу прежде, чем он успевает осознать. Она изливается диким, бездумным потоком, он срывает фотографию со стены, едва ли понимая, что держит в руках, и швыряет в черную птицу. Рамка ударяется об изножье кровати и взрывается фонтаном стекла и щепок.

Он смотрит в глаза Бенни, и тот смотрит на него с загубленной черно-белой фотографии. Снимок, напечатанный в «Голосе», Бенни с заведенными за спину руками, с намеком на рычание на губах. Позирует на размытом фоне, изображающем распахнутые крылья за его спиной, намек на мощь, растущий прямо из обнаженных плеч. Джаред назвал фотографию «Ворон», и Бенни сетовал: до чего очевидно, до чего неостроумно.

— Ох, — голос его всего лишь клочья пены в кипящем водопаде. — Ох, блядь.

— Пожалуйста, — умоляет Лукреция, когда он хватает торшер и бросает его, словно копье из бронзы и цветного стекла. Протыкает насквозь фотографию и улыбается ворону злой, бритвенно-острой улыбкой так широко, что голова едва не распадается на две половинки. Уголки рта треснули наверняка. Птица пронзительно клекочет и отодвигается подальше.

— Думаешь, это смешно, да? Охуеть до чего смешно, по-твоему?

Лукреция встает между ним и вороном, и в мгновение ока его гнев переключается на другой объект.

— Прочь с дороги, сучка.

— Нет, — ее голос звучит низко и твердо, по-мужски, совсем как когда Джаред впервые встретил ее и Бенни на открытии галереи в центре города. — Нет. Что бы тут ни происходило, на все есть причина, Джаред.

— Нет, Лукас, — он подчеркнуто употребляет отвергнутое имя. Легкая мишень. Лукреция вздрагивает, но не отступает. — Это просто гребаная шутка. Проклятая больная шутка больного извращенного мироздания над всеми нами. Разве ты не видишь, Лукас?

— Ты знаешь, что это не так, — в ее взгляде полыхает огонь, почти равный его гневу.

— Боже, у тебя никогда не было чувства юмора, — Джаред отворачивается и срывает со стены еще одну из своих фотографий, разбивает вдребезги о пол. Порезы от стекла и стали на его руках исцеляются мгновенно, как в ускоренной съемке. Он медленно оборачивается к ней и поднимает ладони, чтобы она видела, как ранки закрываются сами по себе. Чтобы он мог видеть выражение ее лица.

— Тогда позволь, дорогуша, освежить твою память, — его движения настолько быстры, что Лукреция не успевает отследить. Она отступает назад к кровати. Он вбивает в нее слова как гвозди, один другое острей и тверже, будто и голосом можно распять.

— Говорил он это слово так печально, так сурово… что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когда недвижим на изваяньи он сидел в немом молчаньи… [6] Эдгар Аллан По, «Ворон». Здесь и далее в переводе Мережковского.

Лукреция бьет его по щеке, и Джаред делает паузу, чтобы посмеяться над ней, чтобы впитать жгучий след, оставленный ее ладонью.

— Оставь меня в покое, — рычит она. Джаред бьет ее в ответ, бьет с силой, она спотыкается о лампу и падает на кровать. И он вспоминает, как сладко может быть насилие, какое очищение и освобождение оно дарит, и нависает над ней как киношный вампир.

— Я шепнул: как счастье, дружба улетели навсегда…

Лукреция бьет его коленом в пах и отпихивает другой ногой.

— Я сказала, оставь меня в покое, сукин ты сын!

Джаред выпускает ее, опускается на пол, съеживается рядом с останками лампы и «Ворона». Лукреция скатывается с кровати, она ждет нового нападения и на сей раз готова. Но Джаред не двигается, просто тупо смотрит на фотографию, на изодранный призрак Бенни, все еще пойманный в обломки рамки. Ворон молча наблюдает за ними со своего насеста на изголовье.

— Я не убивал Бенни, — Джаред обращается то ли к Лукреции, то ли вообще ни к кому, его гнев улетучился на время. Несмотря на бушующий в крови адреналин, она вздрагивает — в его голосе такая пустота, словно кто-то взывает со дна глубокого пересохшего колодца.

Она отвечает ему со всей мягкостью и осторожностью, на которую способна.

— Я знаю, Джаред.

— Я знаю, что ты знаешь, — он вытаскивает фотографию из поломанной рамки, стряхивает стеклянное крошево с лица его убитого любовника, ее убитого брата. Ворон каркает опять, громко хлопает крыльями, но Джаред не обращает внимания. Вместо этого он смотрит на прекрасного, потерянного Бенни.

— Джаред, ты ведь понимаешь, что он говорит?

Он очень медленно поворачивает голову в ее сторону, словно не желает отрывать взгляд от фотографии даже на миг, словно боится, что она может раствориться. В его глазах та же пустота, что и в голосе, и ей снова хочется обнять его, хочется освободиться от месяцев, проведенных в одиночестве, если не считать компании своей эгоистичной, всепоглощающей скорби. Но Лукреция не двигается с места, только бросает взгляд на птицу.