Головокружительный бум сетевых акций ещё вовсю кипел, сбивая с толку каждого, кто осмеливался к нему подойти — и меня в том числе, потому что хотя сегодня за моей спиной стояла прежняя репутация, я начал понимать, что в этот раз я мало того что действую наобум, так ещё и не знаю, как остановиться…
В конце концов, давление меня раздавило. У меня начался очередной приступ паники, и я был вынужден схватить конверт и уйти — даже не закрыв свои позиции. Это вызвало волну тревоги в комнате, но я думаю, большая часть трейдеров в «Лафайет» ждала от меня чего угодно, и я сумел без проблем оттуда выбраться. Большая часть купленных мной акций уже чуть поднялась, так что никто не переживал и не нервничал — они просто расстроились, что убертрейдер уходит от них. По дороге к лифту у меня снова подскочил пульс, и когда я выбрался на улицу, мне было весьма паршиво. Я пошёл по Брод-стрит к Южному Паромному Терминалу, а оттуда в Бэттери-Парк, где сел на лавку, стянул галстук и уставился на Стейтен-Айленд.
Там я просидел с полчаса, глубоко дыша и погрузившись в мрачные, тревожные мысли. Я хотел домой, на диван, но дорога казалась непреодолимым препятствием, все эти улицы, люди, машины. Но вскоре я встал и отправился в путь. Перешёл Стейт-стрит и умудрился сразу поймать такси. Плюхнулся на заднее сиденье, стиснул конверт, и пока такси влачилось в потоке движения, мимо Боулинг-Грин на Бродвее, потом через Бивер-стрит и Эксчейндж-Плейс, а потом по Уолл-стрит, у меня появилось лёгкое ощущение, что происходит что-то странное. Я не мог нащупать, что именно, но царила на улицах какая-то нервная атмосфера. Люди останавливались и говорили друг с другом, что-то таинственно шептали, иногда кричали через машины, или с лестниц зданий, или по мобильникам — и с той долей любопытства, какая бывает при кошмарных общественных событиях, вроде убийства или проигрыша на международном чемпионате по бейсболу Потом в потоке машин появилась пауза, мы выскользнули из финансового округа, оставив позади всё, что меня насторожило. Скоро мы уже переехали через Канал-стрит, а потом повернули на Хьюстон, где всё было как обычно.
Когда я вошёл в квартиру, я тут же бросился к дивану и упал на него. Я с трудом вынес поездку в такси, и пару раз даже порывался попросить водителя остановить машину и выпустить меня. Лежать на диване было не сильно лучше, но, как минимум, я был в знакомой, управляемой среде. Следующие несколько часов я разрывался между мыслью, что приступ пройдёт, и что… нет, я сдохну — здесь, сегодня, прямо сейчас, на этом блядском диване…
Но, в конце концов, я не умер, и самочувствие чуть выправилось, я подобрал с пола пульт управления. Включил основной телевизор и начал перебирать каналы. Скоро я собрался с мыслями, до меня дошло, что что-то происходит, я переключился на CNNfn, потом на CNBC, потом снова на CNNfn. Посмотрел на часы в углу экрана.
Сейчас было 14:35, с часу дня все рынки падали вертикально вниз. Наздак уже обрушился на 319 пунктов, Доу Джонс на 185, а Стандарт энд Пурз на 93, и останавливаться они не собирались, не говоря уже о подъёме. И CNNfn и CNBC передавали ежеминутные отчёты из Нью-Йоркской Фондовой Биржи, и из соответствующих студий — основной упор делался на то, что перед нашими глазами в замедленной съёмке взрывается пузырь технологических акций.
Я пошёл к столу и включил компьютер. Я ещё сохранял спокойствие, но стоило увидеть котировки и насколько рухнули цены на акции, у меня закружилась голова. Я вцепился руками в виски и пытался не запаниковать — и почти сумел… может, опершись на мысль, что все трейдеры в «Лафайет», которые покупали следом за мной, тоже остались без гроша. Хотя я готов был спорить, что я потерял больше всех, на данный момент где-то около миллиона долларов…
Наутро я пошёл за газетами — заодно совершив набег на продовольственный и винный магазины. В заголовках можно было встретить и «Ой!», и «Кошмар на капризной улице», и «Спасение инвесторов после краха рынка». Наздак стабилизировался ближе к вечеру — после ошеломительного падения до девяти процентов — и утром потихоньку рос. Причём благодаря некоторым брокерским домам и взаимным инвестиционным фондам, которые почувствовали удар о дно и начали покупать на пике спада. Некоторых комментаторов била истерика, они вопили о новом Чёрном Понедельнике — или даже 1929 годе — но другие с долей оптимизма заявляли, что это аукнулся спекулятивный ажиотаж вокруг технологических акций… или что это была не столько всеобщая коррекция, сколько очищение пенистых участков Наздака. Всё это успокаивало длинных игроков, но слабо утешало миллионы краткосрочных инвесторов, которые купили бумаги с большим плечом, и вылетели в трубу при большой распродаже.
Читать дальше