Алан Глинн - Области тьмы

— Конечно, зря я звоню — но теперь я почти уже чувствую, будто знаю тебя.

— В каком плане перекрыть кислород?

— Я думаю, ты уже заметил, что мы забрали твои запасы. Так что теперь можешь считать, что эксперимент свёрнут.

— Эксперимент?

На мгновение разлилась тишина.

— Мы следили за тобой с тех пор, как ты в тот день пришёл к Вернону домой.

Сердце у меня замерло.

— Почему, как ты думаешь, полиция больше к тебе не появлялась? Сначала мы не знали точно, но потом стало ясно, что запасы Вернона у тебя, и мы решили посмотреть, что будет, устроить клинические испытания прямо на месте. Знаешь ли, нам редко достаются подопытные люди…

Я уставился через комнату, пытаясь собраться с мыслями, определить знаки, метки…

— …и знаешь, мальчик мой, ты был потрясающим подопытным! Может, тебя это утешит, Эдди — никто никогда не принимал столько МДТ, как ты, никто не заходил так далеко.

— Кто вы?

— Мы знали, что ты принимаешь помногу, когда ты устроил шоу в «Лафайет», но когда ты переключился на Ван Луна… мы были потрясены.

— Кто вы такие?

— Конечно, было неприятное происшествие в «Клифдене»…

— Кто вы такие? — повторил я тупо, почти механически.

— …расскажи, что именно там вышло?

Я положил трубку, но руку с неё не убрал, наоборот, вдавил, как будто от этого он — кем бы он ни был — отвяжется от меня.

А когда телефон зазвонил снова, я тут же взял трубку.

— Знаешь, Эдди, ничего личного, но мы не можем рисковать, позволяя тебе общаться с частными детективами — не говоря уже о русской мафии. Но ты знай, что ты был… очень полезным подопытным.

— Послушайте, — сказал я, справляясь с навалившимся чувством отчаяния, — может быть, есть способ… я хочу сказать, мне не обязательно…

— Пойми, Эдди…

— Я ничего не дал Моргенталеру, и ничего ему не сказал… — голос мой надломился, — но мне очень нужен… источник, как сказать…

— Эдди…

— У меня есть деньги, — сказал я, стискивая трубку, чтобы руки перестали дрожать. — У меня в банке много денег. Я мог бы…

Он отключился.

Я, как в прошлый раз, держал руку на телефоне. Однако прошло десять минут, а он не звонил.

В конце концов, я поднял руку и встал. Ноги у меня затекли. Я пару раз переступил с ноги на ногу, покачался на носках. Надо было что-то делать.

Почему он повесил трубку?

Потому что я сказал про деньги? Может, он позвонит вскоре и назовёт сумму? Стоит приготовиться.

Сколько у меня лежит в банке?

Я подождал минут двадцать, ничего не происходило.

Следующие двадцать минут я убеждал себя, что в повешенной трубке есть какое-то закодированное сообщение. Я предложил ему деньги, теперь он будет меня томить, прежде чем позвонит и назовёт сумму — которую лучше бы приготовить.

Я уставился на трубку.

Я не хотел занимать линию, так что вытащил мобильник и набрал Говарда Льюиса, моего банковского менеджера. У него было занято. Я оставил сообщение, чтобы он перезвонил мне на этот телефон. Сказал — срочно. Через пять минут мы уже разговаривали. На счету у меня осталось чуть больше 400 тысяч долларов, то, что я ещё не успел потратить из займа у Ван Луна на ремонт и покупку мебели. Поскольку Ван Лун лично участвовал в моих финансовых делах, Льюис вернулся к подобострастному поведению, так что когда я сказал, что мне нужно полмиллиона долларов наличными — и как можно быстрее — он засуетился, но при том хотел угодить мне, так что обещал, что к утру деньги будут готовы.

Я сказал — хорошо, приеду. Потом захлопнул телефон, выключил и убрал в карман.

Полмиллиона долларов. Кто откажется от такой суммы?

Я носился по комнате, огибая кучу в середине. Постоянно кидал взгляды на телефон, стоящий на полу.

Когда он зазвонил, я прыгнул к нему, согнулся и схватил трубку буквально одним движением.

— Алло?

— Мистер Спинола? Это Ричи, портье. Блядь.

— Ну что? Я занят.

— Просто хотел убедиться, что ничего плохого не произошло. Ну, с этой доставкой…

— Всё хорошо, никаких проблем. Я повесил трубку.

Сердце моё колотилось.

Я снова встал и стал нарезать круги по комнате. Я решил было прибрать беспорядок, но отказался от этой мысли. Вскоре я сидел на полу, спиной прижавшись к стене, разглядывал стену напротив и ждал.

Обычно я глотал дозу МДТ днём, но поскольку теперь принимать было нечего, к вечеру на меня навалилось равнодушие — которое я счёл первым признаком абстиненции. В результате я сумел уснуть — хотя и спал беспокойно, и часто просыпался. Кровати у меня не было, так что я навалил на пол одеяла и перину и плюхнулся на них. Когда я проснулся — часов в пять утра — у меня болела голова, а горло пересохло и саднило.