Алан Глинн - Области тьмы

Я посмотрел на него с молчаливым воплем: ну?

— Они сказали, он больше не работает у них. — Он повернулся ко мне. — Ушёл пару недель назад. И у них нет ни адреса, ни телефона, по которым с ним можно связаться.

Мы ехали назад в город в молчании. У меня было нервное, тошнотворное ощущение в животе, что Тодд Эллис на глазах растворился в воздухе. Ещё мне очень не понравилось, что он больше не работает в «Юнайтед Лабтек», потому что если они там делают МДТ, вряд ли я смогу пополнить свои запасы без связей внутри. Когда мы были на полдороге через тоннель Линкольна, я сказал Санчезу:

— Как думаешь, сумеешь найти его?

— Попробую.

По его тону я понял, что его всё это слегка заколебало. Но я не хотел, чтобы он уехал в таком настроении. Мне нужно было его сотрудничество.

— Попробуешь?

— Да, но я хочу…

Он замолчал и раздражённо вздохнул. Он не хотел говорить эти слова, и я сказал их за него.

— Хочешь, чтобы я рассказал следующую часть моей откровенно невероятной истории?

Он помолчал ещё, потом ответил: — Да.

Я чуток подумал, а когда мы выезжали из тоннеля, сказал:

— Эти люди в списке, двадцать пять имён, с которыми ничего не ясно. Ты пытался с ними связаться?

— С некоторыми, когда мы начали следить за его звонками.

— Когда это было?

— Месяц назад. Но это оказался тупик. Я вытащил мобильник и набрал номер.

— Кому звонишь?

— Либби Дрискол.

— А откуда ты…

— У меня хорошая память… Либби Дрискол позовите к телефону, пожалуйста.

Через пару минут я убрал телефон в карман.

— Она болеет. Уже неделю. — И?

Я вытащил бумаги из конверта и стал в них рыться. Нашёл ещё один телефон из другого штата, показал на него Санчезу, потом набрал.

Та же история.

Мы ехали по Сорок Второй улице, и я попросил Санчеза высадить меня на Пятой-авеню.

— Это только гипотеза, — сказал я, — но если ты позвонишь каждому из этого списка, думаю, ты выяснишь, что все они больны. Более того, есть немалая вероятность, что те трое, которых ты ищешь — пропавшие члены секты — на самом деле люди из этого списка…

— Что?

— …живущие под новыми именами, достигшие успеха под действием МДТ-48, которым их снабжал Дек Таубер.

— Господи.

— Но его источник исчез, и поэтому они все заболели. Санчез притормозил перед Пятым-авеню.

— Я бы сказал, — продолжил я, — что каждый в этом списке на самом деле — другой человек. Как ты выразился, они воссоздали себя в альтернативной среде.

— Но…

— Вполне возможно, что они сами не знают, что принимают. Он даёт им препарат — ну как-нибудь — и скорее всего они расплачиваются долей своих руководительских зарплат.

Кени Санчез уставился ровно вперёд, и я почти слышал, как ворочаются его мозги.

— Слушай, мне надо срочно всё это проверить, — сказал он, — я позвоню, как только что-то будет.

Я вышел из машины, до сих пор ощущая лёгкую тошноту Но когда я шёл по Пятой-авеню к Сорок Восьмой улице, я чувствовал смутное удовлетворение от того, как аккуратно я завербовал Кени Санчеза.

Весь день мы с Карлом Ван Луном в сотый раз прорабатывали знакомый материал, особенно стратегию объявления о сделке. Он сильно возбудился от того, что сделка близка к завершению, и не хотел ничего оставлять на волю случая. Ещё он радовался, что всё будет происходить у него дома на Парк-авеню, что — хоть он наверняка уже забыл — было моей идеей. Во всей суете последних недель Хэнк Этвуд и Дэн Блум лицом к лицу встречались только два раза — ненадолго и в формальной деловой обстановке. Я предложил поэтому, что неформальный обед дома у Ван Луна может быть лучшим вариантом для следующей и самой важной встречи, с учётом того, что приятная, клубная атмосфера с бренди и сигарами облегчит последний шаг, который осталось сделать — когда два главных человека посмотрят друг другу в глаза и скажут: Ну бля, пусть будет поглощение.

Я вышел из офиса около четырёх вечера и пошёл на Десятую улицу, где договаривался встретиться с хозяином квартиры. Отдал ему ключи и забрал последние вещи — включая конверт с таблетками МДТ. Странно было закрывать дверь в последний раз и выходить из дому, потому что я не только покидал квартиру, где прожил шесть лет — мне казалось, что я оставляю позади себя самого. За последние недели я сильно растерял то, чем был, и хотя это был мой выбор, наверно подсознательно я думал, что пока живу в квартире на Десятой улице, у меня всегда есть возможность стать прежним — будто здесь жила неуничтожимая часть меня, эдакая генетическая последовательность, встроенная в пол и стены, которую можно использовать, чтобы реконструировать мои движения, повседневные привычки, всё то, что делало меня мною. Но теперь, залезая на заднее сиденье такси на Первой-авеню — с последними вещами из старой квартиры в мешке — я знал наверняка, что потерянное не вернётся.