Дуглас Коупленд - Поколение Икс

(Упаси господи.)

– Этого еще не хватало, – бросается в штыковую атаку Элвисса. – Я вашего брата хорошо знаю. Все вы, яппи, одинаковы, и я сыта вами по горло. Дай-ка погляжу тебе в глаза.

– Что?

– Дай-ка погляжу тебе в глаза.

Тобиас подается вперед, позволяя Элвиссе взять его за подбородок и выудить правду из его глаз, голубых, как подарочные голландские тарелки. Это занимает ужасно много времени.

– Ладно. Может, ты и не такая уж сволочь. Возможно, через несколько минут я даже расскажу тебе одну историю, которая не для всех. Напомни, чтоб я не забыла. Но я еще подумаю, рассказывать или нет. Сперва ты мне вот что скажи: ты умер, закопали тебя в землю, и летаешь ты себе в том мире, где мы все будем, – так вот, расскажи, чем тебе запомнилась Земля?

– Ты о чем? Не понимаю.

– Какое мгновение олицетворяет для тебя всю суть твоей жизни на этой планете? Что ты унесешь с собой?

Молчание. Тобиас не понимает, к чему она клонит, да и я, честно говоря, тоже. Она продолжает:

– Поддельные яппи-переживания, которые покупаются за деньги, – типа спуска на байдарках по водопаду или катания на слонах в Таиланде, – не в счет. Я хочу услышать рассказ об одном кратком мгновении твоей жизни, доказывающем, что ты и вправду жил.

Тобиас никак не соглашается расколоться. Похоже, ждет, что кто-нибудь подаст ему пример.

– Я могу сказать, – произносит Клэр.

Все взоры обращаются к ней.

– Снег, – говорит она нам. – Снег.

– Снег, – произносит Клэр в тот момент, когда фонтан голубей взмывает к небу с бурого шелковистого чернозема в саду у наших соседей Макартуров. Всю прошлую неделю Макартуры пытались засеять новый газон, но голуби просто без ума от маленьких вкусных семян. А так как голуби – создания очаровательные и всякое прочее, то искренне рассердиться на них практически невозможно. Миссис Макартур (Айрин) иногда скрепя сердце их шугает, но голуби тихо-мирно взлетают на крышу их дома и, посчитав, что спрятались от врагов, устраивают восхитительные любовные игрища. – Я никогда не забуду, как увидела снег впервые. В двенадцать лет. Дело было сразу после первого и самого крупного родительского развода. Я приехала погостить к матери в Нью-Йорк и стояла на пешеходном островке посреди Парк авеню. До этого я никогда не выезжала из Л.А. Огромный город меня зачаровал. Я смотрела, задрав голову, на здание Пан-Америкэн и размышляла о главной проблеме Манхэттена.

– Которая состоит в… – спрашиваю я.

– Которая состоит в том, что вес распределен уж очень неравномерно: башни и лифты; сталь, камень, цемент. Так много массы на такой высоте, что сама гравитация может вывернуться наизнанку – стрясется кошмарная инверсия – произойдет культурный обмен земли с небом. (Обожаю, когда у Клэр начинаются такие вот закидоны.) Эта мысль вогнала меня в дрожь. Но как раз в этот момент братец Аллан дернул меня за рукав – зажегся зеленый свет для пешеходов. И когда я повернула голову, чтобы видеть, куда иду, мне в лицо – хло-оп! – ударилась первая в моей жизни снежинка. Она растаяла у меня в глазу. Я сначала даже не поняла, с чем это столкнулась, но потом увидела мил-ли-о-ны снежинок – белых, пахнущих озоном, тихо спускавшихся сверху, точно обрывочки кожи, сброшенной ангелами. Даже Аллан остановился. Машины сигналили нам, но время замерло на месте. Так что да – если я унесу с Земли одно-единственное воспоминание, это будет то мгновение. По сей день я считаю, что мой правый глаз заколдован.

– Бесподобно,– говорит Элвисса. Она поворачивается к Тобиасу. – Усек смысл?

– Дайте секундочку на размышление.

– У меня есть пример, – заявляет Дег с некоторым энтузиазмом (подозреваю, что энтузиазм этот частично вызван желанием заработать симпатию Элвиссы). – Это произошло в 1974-м. В Кингстоне, провинция Онтарио. – Он закуривает. Мы ждем. – Мы с отцом остановились на бензоколонке, и мне было поручено залить бензобак. У нас была галакси-500, машина не хухры-мухры. Для меня задача наполнить ее бензобак была сопряжена с огромной ответственностью. Есть некий тип постоянно простуженных мальчишек-недотеп, которые так толком ничему и не научаются: ни тебе бензобак залить, ни рыболовную леску распутать, – таков был и я. Вечно делал что-нибудь наперекосяк – ломал, губил вещи.

Итак, отец в киоске покупал карту, а я – снаружи – чувствовал себя настоящим мужчиной и гордился тем, что пока ничего не натворил – не поджег бензоколонку или типа того, – а бак был уже почти полон. Отец вышел в тот момент, когда я закачивал последние капли, – и тут пистолет просто-таки взбесился. Начал заливать все вокруг. До сих пор не знаю почему, но он брызгал как ненормальный бензином, брызгал на мои джинсы и кроссовки, на наши номера, на цемент под ногами – все было облито вроде как пурпурным ликером. Отец все видел, и я подумал, что сейчас мне будет выволочка. Я почувствовал себя маленьким-маленьким. Но вместо этого он улыбнулся и сказал: Эх, старик. Правда, бензин обалденно пахнет? Закрой глаза и вдохни. Чистый-чистый. Будущим пахнет. Я так и сделал – закрыл глаза, как он велел, и глубоко вдохнул. И в это мгновение увидел яркий оранжевый свет солнца, проникающий сквозь веки, и почувствовал запах бензина – у меня аж ноги подкосились. Это был лучший момент моей жизни, и если вы меня спросите (всей душой надеюсь, что спросите), я скажу, что рай просто обязан быть похож на эти несколько секунд. Иначе мне он на фиг не нужен. Вот чем мне запомнится Земля.