Мэттью Стокоу - Коровы

Линия не двигалась. Покачивалась корова, подвешенная за копыта к подвесному рельсу и направляющаяся в никуда. Ее высунутый язык переваливался из стороны в сторону, и потоки слюны выводили узоры в крови в сточном желобе. Стивен протянул руку, остановил покачивание и на мгновение задержал руки на широких боках животного, чувствуя, что жизнь еще призрачно присутствует в остывающей шкуре.

Брюхо было вспорото, и мешковатые внутренности, еще не удаленные, вывалились, повисли тяжелым грузом, марая грудную клетку. Он глубоко дышал через нос в попытке уловить ароматы полей, где много травы и полевых цветов, где животное, наверное, паслось. Но все перекрывали сухой запах навоза, шкуры и гнилостная вонь извлеченных потрохов, и Стивену пришлось закрыть глаза и заставить себя представить, как прекрасно было то место, где жила корова. Он нашел кривой нож для нутровки и опробовал его на животном. Он был вынужден залезть внутрь брюшной полости, от тепла, которое он там неожиданно нашел, его потрясла волна сострадания. Но это быстро прошло.

Внутренности соскользнули по вытянувшейся коровьей шее и приземлились ему на ногу со звуком, словно кого-то вырвало на кафельный пол. Он стоял и пытался угадать разные органы. Сердце и легкие, разумеется, не вывалились, они до сих пор держались в груди, зато там были селезенка и почки. А еще огромная печень и — это было легче всего узнать — клубок серо-голубых кишок, перепутанных и скользких, блестевших в резком освещении. Среди этих, основных, органов присутствовали более мелкие куски внутренностей неровной формы, и он не знал, как они называются.

Крови было очень мало. Коровы умирали быстро, и в основном кровь оставалась у них в тканях, это была последняя их собственность, которую им удавалось вырвать из загребущих рук человека. Еще темная желчь капала из вспоротых желудков, и жидкая бахрома прозрачной внутренней слизи собиралась по ее краям. Стивен нагнулся и рассмотрел то, что лежало перед ним, — плотные пучки жесткого желтого жира в складках почек, мягкую коричневую покатость печени, кармашки с вязкой розовой массой…

Там, на жестком полу, масса выглядела нелепо, но сама по себе она не имела несоответствий, все в ней выросло по единому замыслу. И в естественных извивах ткани не было черных кристаллических вкраплений. Похоже, Люси заблуждалась, по крайней мере, насчет коров. Но он должен удостовериться.

На ощупь внутренности, в которые он засунул руки, были неприятными. Он ожидал мягкости, но они оказались жесткими и слегка царапались. Он стремительно копался внутри коровы, пальцы бегали по складкам и разрывам, залезали в клапаны и в сфинктер, если была возможность, ощупывали изнутри.

Мясные крошки набились ему под ногти, все издавало хлюпающие сосущие звуки. Он тщательно искал, но не обнаружил ничего, что могло бы порадовать Люси, чем она могла бы воспользоваться в качестве доказательства.

— Чувак, ты ищешь бога?

Стивен подпрыгнул, и кожаная сумка камеры желудка коровы выскользнула из его руки. Крипе, ухмыляясь, шагнул вперед и пошевелил внутренности носком ботинка.

— Любуешься на Его творение?

— Чего?

— Здесь одна часть — это то, что можно съесть, чувак, а другая — то, что говно. Не больше.

— Я кое-что искал…

Стивен замолк. Он испугался, потому что не знал, как отреагирует Крипе на его копание в кишках.

Крипе засмеялся и обхватил его рукой.

— Тогда я тебе, может, помогу.

Он повел Стивена в убойный цех, на мгновение задержался на пороге, с наслаждением принюхиваясь к чему-то в воздухе. Занавеска из пластиковых полос затушевывала углы и очертания, приглушая издаваемые коровами звуки, так что слышалось только нервное ворчание.

— Заходь.

Крипе говорил ласково, и они прошли в помещение.

Стивен ожидал увидеть храм во имя смерти, но бетонная пещера, несмотря на свою огромность, казалась убогой и неприглядной. В глубине находился загон из тусклой стали, куда со скотопригонного двора, расположенного снаружи, поступали животные. Коровы со вздутыми животами, ожидая возвращения убойной бригады, толкались там боками и пытались напевать колыбельные мертвоглазых равнин из своей прошлой жизни. Но то, что мычали их матери низкими нежными голосами, осталось слишком далеко, умиротворение к коровам не приходило, и они были вялыми.

От загона тянулись два огороженных прохода к пневматическим установкам, которые рабочие называли «рвачами», — жестким железным решеткам, которыми зажимали коровьи бока, чтобы животное не могло двигаться. На другой стороне стояли низкие платформы с перилами для убойной бригады. Над входом висела лебедка, крепящаяся к подвесному конвейеру.