Владимир Козлов - Варшава

– Нет, конечно, неправильно, но будет видно. Ладно, я побежала. Спасибо за кофе. Пока.

Наташа проходит мимо стоек, открывает дверь. В ее стакане почти столько кофе, сколько было. На краю – след фиолетовой помады.

У здания Верховного Совета топчется мент. Прожектор освещает герб со всадником и бело-красно-белый флаг.

Оля говорит:

– Давай сходим в магазин. Я хочу мороженого.

– Холодно же… Может, лучше куда-нибудь в кафе?

– Нет, я хочу именно такого, из магазина.

Оля разворачивает бумагу, откусывает край вафельного стаканчика.

– Ты точно не хочешь?

Я мотаю головой. Мы выходим из магазина, я придерживаю дверь.

Оля говорит:

– Я когда маленькая была, очень мороженое любила. Помню, когда появилось в желтой глазури, потом в шоколадной – самое вкусное. У меня тогда было два кайфа – мороженое и мультфильмы. Чтобы с мороженым – и к телевизору, смотреть мультики. Самые лучшие – «Ну погоди», конечно. Ну, и другие тоже. Помнишь, был мультик – «Пластилиновая ворона»?

– Помню, мне он тоже нравился.

– А еще были японские мультфильмы, в «Спокойной ночи, малыши», помнишь? Я так удивлялась этим их иероглифам в титрах… А потом уже взрослые фильмы – «Шерлок Холмс», «Место встречи изменить нельзя»… Тебе нравятся про Шерлока Холмса?

– Да, конечно…

По рельсам катится трамвай, искрят провода. Оля улыбается. Ее губы вымазаны мороженым.

Поднимаюсь по лестнице. В дверях двадцать первой – бородатый мужик в синем спортивном костюме. Среднего роста, худой, лет тридцать.

Он говорит:

– Привет, сосед.

– Привет.

– Хотя вообще-то мы и не знакомились.

Я останавливаюсь, он выходит на площадку, протягивает руку.

– Саша.

– Вова.

– Студент?

– Ага.

– И где?

– В инязе.

– А какой язык?

– Английский.

Бородатый морщится.

– Английский не люблю. Грубый он такой, резкий. Как собака гавкает. Мне вот французский нравится – мягкий такой, красивый. С бабами на нем бы базарить. Не знаешь, как можно французский выучить?

– Ну, на курсы, например, пойти. Вечерние…

– Не, на это времени нет. Время – это деньги, а деньги – это время. Каждый день – на завод, потом выпить надо? Надо. Ну, расслабиться, типа, после работы. Правильно? – Я киваю. – Так что тут не до курсов. Ладно, короче, у меня к тебе дело – на триста баксов, то есть на триста белорусских. Одолжи, а? До двадцать пятого?

– Хорошо.

Я достаю кошелек, вынимаю трех «рысей».

– Спасибо, братан.

Бородатый жмет мне руку, уходит к себе. Я сую ключ в скважину, открываю.

Хозяйка стоит в прихожей.

– Здрасьте, тетя Нина.

– Здравствуй, Вова, здравствуй.

Я захлопываю дверь.

– Што ат тябе барадаты хатеу?

– Ничего, так – познакомиться.

– Нечага табе с такими знакомиться. Пьяница, алкаш. Жонка кинула яго, забрала дочку, квартиру размяняли. У их была квартира у втаром падъезде. Скажи яму, штоб к табе ня лез, – тябе учиться нада, а не с алкашами…

– Ага, хорошо.

– Ты супа хочаш? Я сварыла.

– Нет, не хочу.

Жду Олю в центре зала на «Октябрьской» – у ступенек перехода. Десять минут седьмого. Рядом болтают по-французски два чувака – волосатый и стриженный налысо. Мужик держит в руке розу, смотрит по сторонам.

С грохотом подъезжает поезд. Французы замолкают. Лязгают двери, на платформу высыпает толпа, разделяется на потоки – к ГУМу, к Белсовпрофу и к переходу на «Купаловскую». Оли нет. «Астярожна, дзверы зачыняются. Наступная станцыя – Площа Незалежнасти».

Подхожу к краю платформы, смотрю на цифры табло: «18.58. 00.47».

Звоню в тридцать вторую. Никто не открывает. За дверью соседей приглушенно бубнит радио. Жму кнопку еще раз, долго не отпускаю. Звонок звучит противно и пронзительно.

Захожу в кафетерий гастронома.

Спрашиваю продавщицу:

– Чай есть?

– Есть. Пятьдесят два рубля с сахаром, сорок шесть без сахара.

– Давайте с сахаром.

Продавщица бросает в стакан одноразовый пакет, наливает кипяток. Я кладу деньги на прибитую к прилавку тарелку. За окном идет мокрый снег.

Я беру стакан, он горячий. Ставлю его на стойку, отдергиваю ладонь. Чай расплескивается. Я тру ладони одна о другую, беру стакан, отпиваю, обжигаю язык. Толчок сзади в ребра – уборщица моет шваброй пол.

Я кричу ей:

– Осторожней можно?

Она не реагирует, ведет тряпкой мокрую полосу по цементному полу. В ведре с грязной водой плавает мусор.

Звоню в дверь. Шаги. Щелкает замок, дверь открывается. Оля.