Алексей Шепелев - Maxximum Exxtremum

Но огнь, как чисто физиологический, мерами угасает, и тогда хочется чуть не духовного его продолжения, продления страсти… Моя слабость, мой аналог «поводи мне» — «полежи на мне». Я ложусь на спину и втаскиваю её (в первые разы чуть не насильно, потому как не понимала и уговорам не поддавалась) на себя — чтобы она оказалась на мне ниц, во весь рост, прижавшись (приклеившись от пота) всем своим телом. Чрезвычайно важно тут найти ей удобное положение, чтобы она могла лежать долго — сначала я немного двигаю её туда-сюда по себе, пока наши выпуклости как бы не входят в пазы (иногда даже может и он в неё войти и быть там спокойно часами) — обычно, поскольку она короче по росту, голова её ложится мне на грудь или подбородок её упирается мне в ключицу — что долговременно неудобно — и мягко понукаемая мною, она чуть продвигается вверх, прилипая им мне к плечу… Вскоре она укореняется, успокаивается, расслабляется и лежит не шевелясь, только минут через сорок спрашивает не тяжело ли мне. «Нет, отвечаю я, довольный и счастливый, я тебя как бы совсем не чувствую — вернее, чувствую , но мне совсем не тяжело», — я и сам удивляюсь: ведь когда мне самому иной раз ненадолго приходилось налечь на неё всем телом, я всегда старался сделать всё побыстрей или хоть выставить руки, боясь её «раздавить» — а ведь весит она чуть немногим меньше меня… Суть в том (я ей пытаюсь объяснить, хотя и сам понимаю смутно), что чувствуя её вес, её тепло, как она дышит, как у неё бьётся сердце (эти процессы сразу надо синхронизировать, иначе долго не пролежишь!), я должен почувствовать, что она есть, что всё есть, что я не один, и мир не просто моя иллюзия… А главное руки — своими руками, как будто захотев сложить их на своём гениальном пупочке, я складываю их на ее ягодицы. Я берусь за них, вожу по ним — но без вожделения, а просто чтобы почувствовать — я вдруг начинаю их чувствовать как свои! Вдруг у кого-то урчит в животе — где-то там внутри струйка какой-то жидкости резко перебегает по трубочке из одной ёмкости в другую — и мы в один голос спрашиваем: «Это у тебя или у меня?» — как будто мы единое андрогинизированное существо! В лучшие (очень редкие, конечно) разы она лежала на мне часа по два, безмятежно, даже засыпала…

Маленький ребёнок, проснувшись, начинает реветь — он боится остаться один. «Мама!», говорит он, или просто «Аа!» — и его тут же обнимают, гладят, утешают, шепчут ласковые слова, убаюкивают и укачивают… Я хотел просто быть с ней, охранять покой её сна — чтобы она тут же забывала все кошмары, которые ей приснились («Иногда мне такое снится, Лёшь, что вообще…») и забыла все кошмары, случившиеся в её непутёвой жизни («Блять, я такой хуйни, бля, Лёшь, понавидалась, что вообще, бля…»)…

Таким образом мы общались — ненавижу это слово, но здесь оно подходит; обретали общее, обменивались — её принципы, мои принципы, вроде бы такие железобетонные, рушились, превращаясь в окрошку из гальки… Про цветы речь уже была, а однажды я даже сподобился купить ей — не поверите — долбанное «Рафаэлло»! Хорошо, однако, что скоро опомнился и в другой раз, когда я приехал к ней и уж почти что завалил проказницу на диван, ответствовал на оную её несуразную просьбу (реченную, конечно же, с заоблачно детским прононсом), а-ля кэвээновской шуточкой — «Я ха-чу Ра-фа-эл-ло!» — «Я здесь!» — быстро и бравурно выпростал эрегированный, тыча его ей в нос. Правда смешно? Я даже от смеха очень долго не мог попасть в её плюющийся недовольный рот! — «Вперёд продвигались отряды спартаковцев (спартанцев) верных бойцов»!..

1.

Я только приехал из Москвы, слез с поезда, добрался до дому в переполненном автобусе и очень хотел спать. Как всегда кстати позвонила хозяйка и сказала, чтоб я собирал манатки и съезжал, хотя и было уплочено вперёд. «Когда я была у тебя, звонила какая-то Эльвира», — тоном совковой официантки или продавщицы проинформировала она. «Это невозможно, я так и знал, что это когда-нибудь случится!» — я застыл перед зеркалом у стойки с телефоном, размышляя, звонить ей или нет. Нет, решил я, хотя и хотелось — время-то ещё совсем рано. Тут раздался звонок, я взял трубку.

— Алё, здравствуйте, а Алексея можно?

— Это я, Эльмир.

— Я тебе звонила несколько раз, и Саничу звонила, а тебя не было.

— Ну да.

— Вот… Как дела?

— Как всегда, ты ж меня знаешь.

— А я вот… плохо что-то… вспомнила о тебе… во-от…

— Так и знал я, что это когда-нибудь случится. Чего тебе надобно, старче, рыбка моя?