Алексей Шепелев - Maxximum Exxtremum

Как очнуться ото сна, преодолеть его инерцию? — в том числе и буквально — почти всю ночь я не сплю, хотя вроде и не работаю, как наш любимый Достоевский — так, мучаюсь, иногда вскакиваю, записываю какие-то невнятные строчки… — однако полдня я, как и «Федя» в воспоминаниях его молодой супруги, нахожусь в подавленном состоянии и не могу ничего делать. С другой стороны, там меня никто не ждёт и ничего не волнует, к чему бы можно было стремиться. Разве что к исследованию колец Змия… или к Инночке?..

Внезапно раздались спасительные дурачие удары в дверь — пришёл Санич. Без сомнения, надо было выпить, но также неплохо было бы и закусить: я хотел есть, и Саша, как ни странно, тоже и даже очень. Пошли к Репе, хотя было рано.

Может Репинка чего-нибудь подаст убогим в честь праздничка, понадеялись мы. Но она, конечно же, не подала, а бутылку «Яблочки», принесённую нами, с радостью поддала. Тут я поведал, что у меня есть мясо, приготовленное специально для отбивных, его нужно только хорошенько промыть, отбить и отджярить. «Тащи, — приказала Репа, — щас всё отобьём, только быстрей — пока дома никого нету». Довольно долго мы намекали ей в пороге, что неплохо бы к мясу винца и что у нас нет денег, и, вдоволь отяготив, она наконец дала нам на бутылку портвейна.

Репотёща застала процесс в самом разгаре: три долбомана стояли за кухонным столом в ряд: Саша доставал из провонявшего мешочка и мыл, поливая из кружечки (воду отключили), Репа отбивала топором (молотка не было), причём ей было «сподручно» острым концом, я обмакивал в яйце, разведённом водой (молока и муки в этом доме не оказалось), и нажаривал, а одновременно ещё резал лук… В воздухе стоял шмар, на столе — ополовиненная бутилочка…

— Ой-йо-йой! — всплеснула руками она, и тут же вышла.

— Никому не дам. — Репа закрыла двери и приказала нам: — Быстрей выполняйте, и давайте одновременно пожинать!

— Что же ты, сыночек, сынку?.. — Для проформы упрекнули её мы, с жадностью и радостью набивая рот пожалуй одной из самых приятных в мире субстанций — горячим мясом, вином и репчатым луком с перцем — чисто по-мужски (для плохих девочек сообщаем: то же, что и курнуть конопли и запить горячей спермой).

Репа довольно урчала, по своему обычаю громко чавкала, но это выходило у неё как-то благозвучно, даже приятно. Вот-вот должна нечто изречь, думали мы, нечто непотребное, наподобие: «Да в рот копать всех этих радетельниц, родительниц и рожениц!», но она, благостно улыбнувшись и потянувшись, явила: «С родителями надо жить дружно, не то что вы, ослята». Мы с Саничем несколько смутились — точно ведь яблочко камнем в наш огород, в наш сад родительских скал. «Кот Реполеопольд», — шепнул я Саше, пока Репа отлучилась. — «Мажор хуев, — вторил он, — это всё лицемерие» — «Репоконфуций — мистер Двуличие!» — «Семья, работа, дом — «знаем мы ваши причины!» Не только поев-выпив, но и почесав языки, мы были довольны. Осталось только одно, всегда пропагандируемое как удовольствие, но на самом деле для…

Тут пришёл О. Седых — тоже натуральнейший дебилок, природный недоносок, бьющий об голову бутылки, легенда филфака и наш товарищ. С ним была некая подружка — согласно плану Репы, мы должны были все вместе навестить репожену в роддоме, а потом со спокойной совестью пойти в «городской парк отдыха и развлечений», и, «затерявшись в толпе, попытаться незаметно обожраться за счёт Седыха».

В пороге я наткнулся на знаменитый репорюкзачок — чёрный, удобный, судя по нашивке, Erebus — хочется даже поблагодарить сию фирму — неоднократно выдерживал в себе — какие там литры объёма! — по 10 бутылок — он был поистине незаменим, ведь затаривались мы практически ежедневно — таким манером в нём, согласно легенде, перебывали все напитки города Тамбова, а сам он, по словам хозяина, бывал и в Москве, и в Питере, и в Томске, и в Омске, и в Новосибирске. Репа никогда с ним не расставалась — во всех своих не прояснённых до сих пор похождениях — пока не женилась и не стала ходить на работу в костюмчике и галстуке с какой-то уёбищной папкой под мышкой. В общем, золото-золото раритет, а не рюкзак.

«Отдай, сыночек», — сказал я с мольбою в голосе. Репа замялась, затем начала перечислять все вышеперечисленные достоинства и заслуги оного, и я уж было потерял надежду…

«Забирай», — сказала она, разлыбившись. Е, комон, эврибади! С непривычки я путался в лямках. Надел, смотрюсь в зеркало — не идёт. «Не идёт, — говорит Репа, морщась, осматривая-поворачивая меня, — да и зачем он тебе: ты уж в годах, дятел! — хотя непонятно: одет-то ты вроде как сраный тинэйджер…» «Всё, полный сраный рэпер», — поддакнул Саша, намекая на мои широкие чёрные штаны и гломурную чёрную майку, сам одетый в китайскую майку «BOSS», спортивные штаны и совковые кроссовки «Adidas».