Мирослав Немиров - Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

в метра в таинственное я спускаюсь подземелье -

люминесцентный вечно здесь рассвет.

Змеятся гладкие здесь трубы переходов,

в пространства властно неизвестные влекут,

неумолимый, как державинские оды,

подземный сей сомнамбулический маршрут.

Повсюду месмеризм здесь густой,

повсюду сумрак серебристый разлит;

сплошной везде забвения застой;

позорные здесь бляди всюду лазят -

пленяться всячески собой они манят!

осень 1989 — Тюмень

II

Найдись человек, который в начале 1980-х с особой тщательностью и с большой высоты начни вглядываться в броуновскую толчею людей, происходящую под землей, он мог бы заметить также и одно как раз антиброуновское поведение одной из тамошних человекомолекул.

Она, одна из этих частиц едет, допустим, по оранжевой ветке на север, являясь пьяной.

Она сидит, частица мужского пола, на сиденье заднего вагона, отнюдь не читая модную тогда книгу «Альтист Данилов», а закрыв глаза и погрузившись во внутренний космос.

Доехав до Медведкова, конечной станции, эта частица поднимается.

Изо всех сил стараясь идти ровно, дабы не привлекать внимание милиции и граждан, она поднимается на поверхность в сторону кинотеатра, название которого не помню, обходит его, попадая на огромный пустырь на месте какой-то заброшенной неизвестное количество лет назад стройки. Строительный мусор, ржавые трубы, битый кирпич и все прочее, занесенное снегом. Тогда она идет вглубь пустыря, эта человекочастица, садится там на обломок трубы, вытаскивает из этого обломка находящуюся в нем початую бутылку водки, а также и имеющийся там же стакан. Налив в него на полтора пальца, она опрокидывает ледяную водку вовнутрь себя, после чего сидит и курит сигарету «Стюардесса». Потом она опять наливает, и опять опрокидывает, после чего встает и идет обратно к метро. И спускается в его жерло, и опять с закрытыми глазами сидит и мчится со страшным железным воем и грохотом в сторону центра, пока не доедет, например, до станции Свиблово. Где опять выходит на поверхность, и повторяет ту же процедуру, только теперь не на пустыре, а просто в жилом дворе, и водку он достает не из обломка трубы, а из некоей щели меж двух гаражей. И опять спускается в метро, и мчится снова, закрыв глаза, назад, в Медведково, чтобы опять повторить этот циклический процесс, становясь подобным некоему алкоголесодержащему маятнику. Вечером с трудом, но изо всех сил стараясь идти ровно, она идет домой, являясь очень пьяным, с тем, чтобы утром встать с очень тяжелого похмелья, и начать повторять все сначала, только теперь не на участке Медведково — Свиблово, а на участке, допустим, Свиблово — Щербаковская.

2. Раскрываю карты и объясняю, зачем он это делает. Все очень просто: он шпион. Он — американский шпион. Он — шпионит в пользу Соединенных Штатов Америки, он один из тех, кто заслан сюда разузнавать главные тайны СССР, и сообщать их ЦРУ для более полного осуществления тем плана Алена Даллеса. Его задание — выяснить точный профиль и рельеф Московского метрополитена: не условную, общеизвестную схему, а реальное расположение всех его линий во всех их трех измерениях. Для этого он и вынужден постоянно поддерживать себя в состоянии равномерного и довольно тяжелого опьянения: это можешь поверить читатель, сам, своим собственным вестибулярным аппаратом: попробуй, сидя и не читая, будучи пьян, проехать хоть, например, от Чеховской до Тимирязевской, и ты увидишь, как собственным своим организмом отлично станешь регистрировать все детали изгибов тоннеля — как он извивается вверх, и вниз, и позволяет себе то правый, то левый уклон — и так далее.

Это нелегко.

Нелегко каждый день напиваться в полный сракотан, тем более человеку американского образа мысли. Еще более нелегко каждое утро просыпаться в состоянии абсолютного бодуна. Тяжело каждый день с утра до ночи пребывать в подземном мраке среди безобразного лязга и грохота. Трудно пьяному в метро не попасть в руки коммунистических властителей: их полиция чрезвычайно, как известно, люто следит за тем, что считает нравственным обликом своих подданных, и выпивший человек в метро всегда находится лишь на волосок от страдалищ, именуемых «обезьянниками». Наконец, чрезвычайно трудно все эти извивы и изгибы удерживать в пьяной голове — а записывать, конечно, нельзя: коммунистические граждане бдительны, обязательно найдется такой, кто не пройдет мимо подозрительной личности, которая едет в метро и при этом что-то пишет, да еще и рисует какие-то кривые. Поэтому приходится каждый участок проезжать по многу раз, и опять, и снова — до полной его фиксации в пьяной памяти.