Анна Каван - Лед

И мы пошли, но она все медлила, и я стал подумывать, а знает ли она вообще дорогу.

Нервы мои были на пределе, мне хотелось ее ударить, сдерживать себя становилось все труднее. Я боялся опоздать. Сказал, что должен говорить с правителем, что на празднике сделать это будет невозможно, и с облегчением услышал, что он никогда не приходит к самому началу, но появляется только часа через два, когда все уже поели и выпили. Наконец, я узнал те самые крутые ступени. Она указала на дверь, схватила деньги, которые я держал в руке, и метнулась обратно тем же путем, которым мы пришли.

Я поднялся и открыл единственную дверь. В звуконепроницаемой комнате было темно, лишь из алькова падал тусклый свет. Я увидел девушку, она лежала на кровати полностью одетая, рядом — книга; она читала и заснула. Я тихо произнес ее имя. Она начала подниматься, блестя волосами. «Кто это?» В голосе слышался страх. Я подвинулся так, чтобы тусклый свет падал мне на лицо. Она сразу узнала меня: «Что вы здесь делаете?» Я сказал: «Вы в опасности. Я пришел, чтобы забрать вас отсюда». — «Но почему я должна идти с вами?» Она была крайне удивлена. «Какая разница…» Звук мы услышали одновременно: на лестнице послышались шаги. Я сделал шаг назад, застыл, затаил дыхание. Слабый свет с лестницы погас. Спрятавшись в тени, я был в полной безопасности, если только она не выдаст меня.

Грубые мужские руки схватили ее. «Быстро надевай верхнюю одежду. Мы уезжаем. Прямо сейчас», — сказал он тихим безапелляционным тоном. «Уезжаем?» Она уставилась на него, он виделся ей тенью, чернеющей на темном фоне, холодные губы зашептали: «Зачем?» — «Не задавай вопросов. Делай, что говорят». Она покорно встала, поежилась от сквозняка из двери. «Как прикажешь найти что-нибудь в такой темноте. Свет мы можем включить?» — «Нет, могут увидеть». Он сверкнул фонариком и, увидев, что она взяла гребень и стала расчесывать волосы, выхватил его. «Брось! Надевай пальто — живо!» Его раздражительность и нетерпение лишь провоцировали ее медлительность и неуклюжесть. Передвигаясь по комнате на ощупь, она нашла пальто, но не смогла надеть, так как держала вверх тормашками. Он злобно схватил его, перевернул, запихнул ее руки в рукава. «Идем! Только ни звука. Никто не должен знать, что мы ушли». — «Куда мы идем? Почему мы уходим так поздно?» Ответа она и не ожидала, и когда он пробурчал: «Это единственный шанс», — и добавил что-то про надвигающийся лед — засомневалась, правильно ли расслышала. Он схватил ее за руку, потянул за собой по комнате к лестнице. Луч фонаря, периодически пронзая кромешную тьму, высвечивал его непомерно разросшуюся, нависающую над ней тень, за которой она брела будто во сне через все разветвления огромного здания в ледяную снежную ночь.

Шел сильный снег, но на черной машине не было ни снежинки; кто-то ее явно только что почистил, хотя вокруг не было ни души. Поежившись, она села в машину и молча ждала, пока он наспех проверял цепи на колесах. Под окнами девственно белый цвет пятнали желтые неправильной формы четырехугольники; в льющемся из дома свете снег превращался в золотой дождь. Беспорядочный шум из столовой залы, голоса, звон тарелок заглушал звук заводящегося мотора, и она спросила:

«А как же люди, которые ждут тебя? Ты к ним не выйдешь?»

Он и так был в состоянии крайнего нервного напряжения, и этот вопрос вызвал у него взрыв раздражения, он оторвал руку от руля, замахнулся на нее. «Я велел тебе молчать!» Голос был страшен, глаза сверкали в темном салоне машины. Она отпрянула, чтобы избежать удара, но, оставаясь в пределах досягаемости, пригнулась и прикрылась рукой, а когда кулак по касательной задел ее плечо и вмял в дверь, не издала ни звука; а потом так и сидела, свернувшись клубочком, прячась от его молчаливой ярости.

Приглушенная снегом тишина снаружи; глухая тишина внутри. Он вел машину, не включая фар, его глаза, как у кошки, видели в снежной мгле. Машина-призрак, невидимая и беззвучная, летела прочь от города развалин. Древние фортификации становились все меньше, исчезая под снегом, проломленные стены остались позади. Впереди чернела живая стена леса, и призрачная белизна парила над его кронами, как пена, которую ветер сдувает с рассеченной волны. Она ждала, когда черная масса с грохотом обрушится на них, но никакого грохота не было, только снег и безмолвный лес за бортом, а в машине — только его молчание и ее дурные предчувствия. Он ни разу не заговорил, не посмотрел на нее, гнал мощную машину по замершей дороге, на скорости преодолевая препятствия, словно силой воли вписываясь в повороты. От резких маневров ее кидало в разные стороны; чтобы удержаться на сиденье ей не хватало веса. Когда ее бросило на него, то, невольно коснувшись его пальто, она отскочила, как от огня. Он как будто и не заметил. Она чувствовала себя забытой, покинутой.