Алексей Синиярв - Буги-вуги

Еле-еле отбоярился с этим луком. Улыбался-разулыбался, аж уши свело. Ну, сумасшедшая, что возьмешь?

Надо на них Миньку напустить. Пусть потопчет. Или хором, всех в кучу малу, разом, компанией. Небольшое бордельеро с забегом в ширину и глубину.

А то ума хватит — кормить не будут. Заведет всех такая вот, им только подай идейку. Тут ухо надо востро по ветру — чем пахнет: щами-борщами или макаронами на воде.

Дача промерзла до звона, бревна, как ксилофон: доремифасоляси — кошка едет на такси. Иней сажей-бахромой, елочки-сосеночки в кружевах: сказки венского леса. Истинно — Шотландия.

А терем-теремок какой! Знатный терем: наличники резные, узорчатые, всё покрашено так, с любовью, не спеша.

Зам о к полчаса открывали, два коробка спичек извели. Руки — крюки, нос — дед мороз, сопли — торсовый лед.

Забежали, повключали всё, что включить нашлось: козел, радиатор, электроплитку, щипцы для завивки волос. Была б возможность, пальцы б розетку засадил — всё нутро промерзло, кишки остекленели. Не холод, а холодец!

В камине, слава хозяину, дровишки заботливо приготовлены, прям в тайге. Запалили, затрещало.

Кой как отошли, чтоб разогреться изнутри.

Хозяйку дачи Миня подцепил в кабаке мимоходом. Буквально. Шел мимо, валенком зацепился и на всю длинноту под стол, под ажурные колени. Знает где падать. Выбор как всегда: под метр девяносто со шнобелем а-ля синагога.

Контакт! Есть контакт!!

Этот своего не упустит. Сразу снимать не стал — уж больно в головорезистой компании веселилась деваха, а склеить — склеил. Подстерег, и телефончик выцыганил. А потом и сам черт ему младший брат. У прародителя зла такого липкого языка нет, как у Мини.

Вот те и дача.

Девки спорили на даче, у кого меж ног лохмаче. Ну, у этой — полный с этим порядок. Она и там себе перманент наведет. Парикмахер-шахер-махер. Да не просто: канадка, полубокс, финский домик, а каждому клиенту его собственную прическу находит. С огоньком, как говорится, расправляется с лохматостью. Посему парикмахер модный. Мастер першего разряду. Минька бает — в очередь к ней стоят по полгода, всяким лямпампончиком называют, в глаза заглядывают.

Гребет по три сотни с лишним, да и предки не под забором валялись: дача, квартира, машина — всё у девки есть. Полный абажур. Кроме мужа. А без мужа неинтересно. Издеваться не над кем. Капризы строить не перед кем. Изменять и то некому. Бабам самое главное — штамп в паспорте, а то вроде как порченая; если не берет никто, свои же подружки зашушукают: так косточки отполируют — лучше ветра и дождя.

А тётя веселая. Лицо доброе, общедоступное, и сама такая уж общительная: ля-ля-ля, ля-ля-ля, затрындычит, так не знаешь, как и отделаться. И плюс ко всему весьма интересная натурой: шея длинная, грудь высокая, нога точеная, а телом крепкая, с изгибом — «и это всё моё». Тепло от нее, прямо как от печки, волной идет, так бы и забрался под мах е р в дочки-матери на деньги поиграть.

Для Лёлика, по Минькиной просьбе, подружку прихватила. Птичку-невеличку, кнопку джинсовую с конским хвостом.

На эту посмотришь мельком — и уже картина ясная. Лицо — зеркало души. Всё на нем худым помелом. И кто это говорит, что по лицу нельзя определить: пьет или не пьет? таскается или уже истаскалась? Можно. И еще как можно. Всякие там физиогномисты такого наворотят — бульдозер не разгребет. Да и без них особого ума не надо. Откуда это: Бог шельму метит? печать порока? От народа. От самых, так сказать, глубин.

И еще. Вот что интересно: у хорошей девочки подружка обычно блядь худая. Почему так? Сколько раз замечал. Парадокс какой-то. Бином Ньютона.

Минька, конечно, уже провел оперативную разработку, разнюхал у своей.

Принцип примитивный: если хочешь что-нибудь эдакое педикюрное узнать о девке, скажи о ней что-нибудь хорошее ее же подруге. Безотказный вариант. Результат обычно олимпийский: девяносто девять из ста.

Ну и что я говорил? Сильно падкая и не только на спину. К тому же не прочь и шведский вариант. Эмансипе. Как в кабаке — по заказу. Лёлик же с ней не поэму собирается разучивать. А то, что худющая, так такие от жизни никогда не устают.

Ходит Лёлик лисой вокруг кувшина, усы облизывает. Будет небесам жарко, сложат о героях песни.

Я с Любашей. Куша с бананишной. Хоп, хей хоп.

Чтобы осознать себя, решили принять для сугреву. Замерзшую до деревянного состояния колбасу разогрели на сковородке вместе с хлебом. А буханку пришлось рубить топором — виданное ли дело? Водка замерзла до тягучести, из бутылки вылезать не хочет, ленивая. Заставили. На копченую утку даже смотреть жутковато — скрючилась от холода, лапы поджала. Засунули в гусятницу, и в камин, к уголькам — отогревайся, птичка.