Игорь Бестужев - Демократия как вырождение

Затем партийные махинации сорвали все попытки народа извлечь для себя выгоду из бурных событий. Во Временном правительстве были тогда разные элементы: недавние роялисты /Ламартин/, республиканцы /Бастид и Марраст/, якобинцы /Ледрю Ролен/, правительственные социалисты /Луи Блан/. Последний и организовал манифестацию, желая сосредоточить власть у себя и своих друзей. Но, убоявшись сторонников «коммунистического» лидера Огюста Бланки, Луи Блан распустил собравшихся, после чего «соединился с консервативным большинством Временного правительства».

Прудон высмеивал эту демократическую чехарду и все инициативы правительства: «пустозвонные прокламации, отмену дворянских титулов, уничтожение монархических надписей на памятниках… Правительство приглашало народ к терпению, одновременно усилив войска и полицию. Всколыхнулась общественность… Публика и печать ставили власти всевозможные требования». Жорж Занд пела гимны пролетариям. «Не случись февральская революция, – писал Прудон, – никто не знал бы, какая бездна глупости скрывается в глубине французской публики. Это мир Панурга… Неужели Бланки и его партия были не совсем неправы, замышляя хорошим ударам народной метлы очистить эти авгиевы хлевы вместе с ратушей?».

17 марта произошла манифестация 200 тыс. рабочих. – Народ пытался очистить правительство и отсрочить общие выборы, чтобы дать ему время действовать. 16 апреля рабочие корпорации организовали еще одну манифестацию, требовавшую нового очищения правительства. Тогда Ледрю Ролен вызвал национальную гвардию, которая разогнала ее с криками: «Смерть коммунистам!». Так Ледрю Ролен победил Луи Блана, которого манифестанты хотели видеть диктатором.

Прудон сделал ясные выводы из обеих манифестаций: Революцию нельзя делать посредством завоевания власти, этот образ действий не только не полезен для дела революции, но, напротив, служит лишь к преданию страныв жертву всё более сильной реакции».Это заключение соответствовало европейским условиям и не утратило силы в следующем столетии. Недаром германские национал-социалисты после неудавшегося путча 1923г. встали на мирный путь обретения власти и реализовали свой замысел законным путем на выборах десять лет спустя.

Когда 15 мая открылось Национальное Собрание, в котором преобладали консерваторы, в Европе поднялось общее революционное движение: восстали Вена, Берлин, Милан и Польша против России. Прудон, критиковавший «ублюдковый французский социализм», торжествовал: «Социализм сделался интернациональным , всюду в пролетариате обнаруживаются одни и те же стремления… Время исключительно национальной борьбы прошло, и теперь всякая социальная революция должна быть революцией европейской, в противном случае она обречена на поражение». – Стоит заменить в этом восклицании пролетарскую революцию на революцию справа , как в нем обнаружится скрытый смысл, вполне применимый к будущим событиям. Во всяком случае, толкование революции Прудоном далеко отстоит от замышлявшегося марксистами коммунистического партийного переворота.

В феврале 1848г. после десятилетнего тюремного заключения вышли на свободу руководители тайного общества – радикальные революционеры Бланки и Барбес, вновь включившись в борьбу. По свидетельству Прудона, Бланки обладал неутомимой энергией и организаторским гением, но «ссоры между двумя революционерами парализовали народные силы и облегчили торжество реакции». В третейском суде Прудон, не претендовавший на роль ведущего идеолога социалистов, приглушил их политические раздоры, представ в новой для себя роли умиротворителя.

Еще 25.02. Временное правительство, с первого дня гарантировавшее право на труд, учредило Национальные мастерские для организации общественных работ. Их работники были сторонниками правительства и отговаривали рабочие группы от бунта. Но когда Собрание открылось, умеренные Мастерские уже представляли опасность для реакции. Монархисты Собрания обвиняли их в организации государственного коммунизма. Дело закончилось мятежом 26.06. и расстрелом бунтовщиков генералом Кавеньяком. В этот острый момент, Прудон, как чистый идеолог, бездействовал.

Но 31 июля он произнес в Собрании знаменитую двухчасовую речь. «Подобно тому, как политическое равенство несовместимо с монархией и аристократией, обеспечение труда несовместимо с царством денег и аристократией капиталов… Одно из двух – или собственность погубит Республику, или Республика уничтожит собственность!»,- восклицал Прудон. «Напрасно вы вычеркивали бы право на труд из будущей хартии; этим вы оставите в ней пробел, где наряду с правом на труд будет подразумеваться право на восстание ». Таким образом, «умеренного» Прудона не пугала возможность революционного переворота. В заключение он сказал: «Капитал трусит, и инстинкт не обманывает его; социализм наблюдает за ним. Жиды не вернутся; я им запрещаю!».Собрание отреагировало на эту речь с яростью. В его резолюции сказано: «Предложение г-на Прудона есть гнусное покушение на начала общественной нравственности; оно нарушает собственность,…взывает к самым худшим страстям». «Среди этого рычащего скотства» один Греппо поддержал Прудона.