Дженни Даунхэм - Ты против меня (You Against Me)

Элли сосредоточилась, пытаясь успокоиться. Чувство было такое, словно у нее в животе что-то засело и просилось наружу. Она оглядела сад – пустые столы, штабеля стульев, коробки с фонариками, только ждущие, чтобы их развесили, стремянка у забора, – и больше всего ей захотелось, чтобы сегодня вечером они остались только вчетвером и очутились в их прежнем доме за много миль отсюда, с едой, заказанной из ресторана, и взятым напрокат кино.

Мать толкнула ее под локоть, словно прочитав мысли:

– Элли, все будет хорошо, правда. Мы вернули Тома. Давай попробуем сегодня не унывать.

Элли кивнула, но в глаза ей смотреть не могла.

– Мам, можно тебе сказать кое-что?

Улыбка матери погасла, она напряглась всем телом.

– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне обо всем.

– Карин Маккензи отказалась сдавать экзамены. Она вообще в школу не ходит.

Повисла неловкая тишина. Элли кусала губу. Не надо было ничего говорить, но так трудно было держать в себе столько всего. Бывало, и что полегче выскальзывало наружу.

– У меня была подруга, – проговорила мать, – на которую напали двое мужчин, затащили в машину. Она не придумала, все было на самом деле. Ужасная жестокость, но она нашла способ изменить свою жизнь, и изменила.

– И что это значит?

– Это значит, – ответила ее мать, вставая и смахивая с брюк несуществующие пылинки, – что мы сами строим наше счастье. Мне надо поговорить с установщиками шатра. Услышишь машину – зови. Не хочу пропустить его приезд. И если тебе нечем заняться, развесь шарики.

Иногда Элли представляла Карин Маккензи как какое-то чудовище в плаще с капюшоном и когтями. Заливаясь маниакальным смехом, чудовище затаскивало Тома в зловонную яму. Но в реальной жизни Карин была всего лишь девчонкой, высокой, худенькой, с длинными темными волосами, и жила в многоквартирном доме на другом конце города. Том ей нравился, причем, судя по всему, уже давно. В тот субботний вечер она явно пыталась привлечь его внимание: яркие красные ногти, фиолетовая помада и пылающе – оранжевая мини-юбка, плотно обтягивающая бедра. В школе Карин славилась тем, что хорошо рисовала, а в других предметах, в общем-то, и не преуспела. Но все равно глупо отказываться от экзаменов – даже пара зачетов уже могли быть пропуском в колледж, началом неплохой карьеры. Бросишь все в одиннадцатом классе, и некоторые возможности упустишь навсегда.

Мимо прошла девушка с двумя серебряными подносами в руках. Одного с Элли возраста, может, чуть старше; в черной юбке и белой блузке. Поравнявшись с Элли, она остановилась и спросила:

– Ты сестра, да? – И, наклонившись ближе с заговорщическим видом, добавила: – И как держишься? Странно, наверное, все это? – Она была сильно накрашена.

– У вас что, дел других нет? Вот и делайте, – ответила Элли. Потом встала, обошла дом и встала на дорожке перед крыльцом.

Иногда паника была физической, будто стены медленно надвигались со всех сторон. Иногда психологической – необъяснимый страх, осознание, что еще минута этого кошмара, и она вспыхнет, как спичка. Она знала лишь один способ справиться с этим чувством – отключиться, подумать о чем-то еще, но в последнее время сделать это становилось все сложнее. Гораздо проще было взять и уйти. Далеко она не собиралась – не взяла куртку; решила всего лишь прогуляться по гравию до электрических ворот. Нажала кнопку, подождала, пока ворота откроются, и вышла на улицу. Дорога была вся в рытвинах и грязных лужах; в траве подрагивали на ветру первые нарциссы. Ворота за спиной захлопнулись.

За этой дорогой она следила каждый день по вечерам из окна своей комнаты – все гадала, вернется ли Том. Верь мне, писал он в письме. Ей хотелось, чтобы эти слова слетели со страниц и заслонили собой небо. Огромные неоновые буквы пронеслись бы над городом, задевая крыши домов и магазинов, а потом навсегда зависли бы над морем, миновав прибрежное шоссе. Верь мне. Все бы прочли эти слова и поверили. Обвинения бы сняли, и жизнь снова стала бы нормальной.

Но поверить было сложно. Спустя двенадцать дней и ночей Элли чувствовала, что вера ее рассыпается на кусочки. Она не могла сидеть, не могла стоять, ей было сложно на чем-либо сосредоточиться. Дни летели быстро, минуты бежали, сломя голову, даже часы, проведенные за уроками, проходили как-то незаметно.

На солнце набежала туча, и дорога погрузилась в сумерки; у ее ног залегли глубокие тени. В соседском саду залаяла собака, и почти сразу же тучи рассеялись, и мир засиял так ярко, что пришлось прикрыть глаза. А когда она их открыла, то увидела отцовскую машину, сворачивающую за угол. А в окне, как по волшебству, возникло лицо Тома. Он улыбался.