Володя Злобин - Финики

- Алисонька, - щебечет парень, - да прямо сейчас совершается презанимательнейший эмпирический опыт. Смотри вперёд.

А впереди был Дагестан. Ну, то есть не эта солнечная страна, где овца считается священным животным, а борьба обязательный школьный предмет, но нечто поодушевленней. Впереди шла блестящая куртка, с выведенным на бампере светящимися буквами названием той области Великой Ослоёбии, откуда пожаловал гость. Обладатель куртки шёл, растопырив руки, и толкал прохожих, идущих на встречу, хотя большинство из них старалось задолго отойти в сторону.

- Почему русские шлюхи обожают кавказцев? Да всё просто. Главная причина вызывающего поведения - это желание доминировать. Это основной человеческий инстинкт, присущий всем мужским особям. Плодиться и доминировать. Какой самый простой механизм доминирования? Конечно, это прилюдно щемить тех, кто слабее тебя. То есть сейчас перед тобой, Алиса, идёт самый доминантный мужчина в сообществе улицы. А что русские, которых здесь чуть ли не сто процентов? Почему они ничего не ответят? Где их чувство доминантности? Его нет. Вот и выходит, что кавказцы намного сильнее и лучше опустившейся русни.

Глаза у Лиса хищно блестят. Это не безумный блеск, не восторг маньяка, а холодный расчёт кондора. Самая опасная ненависть эта та, которую ты можешь контролировать.

- Тогда скажи мне, Гошенька, почему я не теку при одном только виде этой возбуждающей надписи "Дагестан" и заломленных борцовских ушек?

Шут картинно чешет затылок и говорит:

- Европейская наука ещё не на все смогла ответить, но когда-нибудь, обещаю, я расскажу тебе.

Слава тихонько говорит, глядя на то, как от выставленного локтя кавказца согнулся пополам какой-то студент, напоминающий штангенциркуль.

- Здесь и так всё ясно. Сейчас мы будем колоть чурку. Возможно даже ножами.

Наследие Ильфа и Петрова живо даже в сознании уличных бойцов, но этот факт не так радует меня, как то, что сейчас придётся снова поставить себя вне закона. Откровенно говоря, мне плевать на закон, но ведь, что печально - ему не плевать на меня. Меня размораживает пацифистский ответ Георгия:

- Как скажете, господа. Пусть зайдёт за поворот.

Когда жертва, растопыривая ноги, как будто на них одеты сапоги-скороходы, начинает перевариваться тишиной в кишках подворотен, мы следуем за ним. Ощупывающий взгляд Алисы заставляет меня расправить плечи и, набирая ход, нестись впереди нашей ватаги. Тяжесть кастета на кулаке, сверкающие улыбки ножей в руках Шута и Славы. Вот он - позабытый дух девяносто пятого! Вот он - глоток эликсира бессмертия! В этот момент, когда решение осталось позади, меня наполняет бесконечная космическая энергия, перед которой вся йога выглядит покрывшейся пылью мумией. Вся полнота жизни в этом упоительном мгновении перед прыжком на жертву. Сейчас я жив, как никогда до этого!

Кавказец оборачивается на топот и вопрошает:

- Ле-е? Жи...

Мои мечты разбились вместе с носом. Некстати вспомнился Гоголь, этот классический антисемит. Хач по-прежнему высился несокрушимым колосом. Шут стонет, согнувшись, на земле, подтягивая ноги к животу. Слава после того, как его бросили через плечо, ударился головой и лежал не шевелясь. Я познакомился с настоящим хуком справа, а не с той подделкой, что поет со сцены. Теперь только Алиса, сжимая в руках газ, с ненавистью смотрела на разъярённого кавказца.

- Эээ! Вы чё, скинхеды, да? Вам братву позвать?

Животные всегда очень последовательны и вот он уже кричит в дорогую сенсорную побрякушку:

- Гургенчик, подъезжай с братухами, - он называет адрес, - лее... тут я трёх скинов заломал. Напали на меня, да. Наказать надо. Давай, брат. Жду... Эээ, а ты русачка, чё стоишь? Ты с ними, да? А ну иди сюда.

Алиса начинает пятиться в поисках защитника. Ей овладел страх, и она не понимает, что даже прокричи она о помощи на людной улице, ни один русский не пришёл бы ей на помощь. Ни один. Так бывает, когда пандемия безразличия набирает критические обороты.

- Эй, черномазый, давай ПвП или зассал?

Моё хилое тельце пытается прикрыть Алису, и спустя пару злобных ухмылок, меня обхватывают сильные волосатые руки, и с хрустом впечатывают в твёрдую корку снега. В сознании лопается тонкий канатик, и я больше не могу встать. Алиса по-прежнему стоит, я шепчу:

- Ты тупая пизда! Беги отсюда!

Но она парализована, скована цепью страха. Что это? Почему так? Неужели всё, что она говорила мне той ночью, правда? Шут скулит, Слава и вообще не двигается, а вокруг никого. Только белые бельма запотевших окон, да вонючие трупы домов. Хач вальяжно подходит к Алисе, ещё чуть-чуть и он сделает с ней что-нибудь, до чего додумаются его примитивные мозги.