Феликс Аксельруд - Испанский сон

— Да.

— Жуткий тип, — поежился Вальд. — Что это с ним такое произошло?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Филипп. — Пуля, может, застряла в горле?

Вальд неодобрительно покачал головой.

— Дальше, однако.

— Дальше, э-э… Разговор непростой, ведь нужно было не только обойти те вопросы, из-за которых прямой контакт оказался недостижим, но учесть и интересы самого кожаного. Рядились долго — вначале Эскуратов с Ильичом, а потом Ильич с кожаным. Сторговались — иначе бы хрен нам, а не контракт… но все равно кожаный не очень горел желанием…

Филипп на секунду задумался.

— Ну?

— Ага, — Филипп помолчал, сощурившись, додумывая на ходу. — Вот почему он сказал «предварительная договоренность»… Он так сказал — «предварительная договоренность достигнута». Я вначале решил, это он про договоренность о встрече… Итак, кожаный в принципе не отказывался улаживать, но окончательного ответа не давал. Тяжелая, видно, работа. Он колебался… дал предварительное согласие, но для верности пожелал глянуть на нас, то есть не отяготит ли его миссию что-нибудь еще и с нашей стороны… и поставил условием встречу.

— И девочку Анжелику, — добавил Вальд.

— Ну, заодно и это. В виде премии.

— Девочка Эскуратову небось в копеечку встала…

— Небось. Интересно, сам попользовался?

— А тебе понравилась девочка.

— Отнюдь. Мне сейчас… — Филипп поискал слова и не нашел, — во всяком случае, не до таких.

— Таких дорогих?

Филипп хихикнул.

— Я думаю, если из-за нас приглашают таких дорогих, уже по одному этому мы чего-то достигли.

— Да уж.

Помолчали.

— Но выходит, — сощурился Вальд, — мы еще не выиграли? Если этот тип еще только будет улаживать…

— Я именно это тебе и сказал. Ты говоришь, получили подряд, а я говорю, еще не получили.

— Ну, я думал, ты имеешь в виду Эскуратова.

— А я его и имею в виду.

— То есть, что он съедет с темы, если у кожаного не выгорит?

— Да мы же оба знаем, что у кожаного выгорит, — сказал Филипп с тоской. — Мы не знаем, как это у них получается, но у таких всегда выгорает. Если они берутся, они делают. Они ошибаются, как саперы — один раз.

Он помолчал и добавил:

— В принципе нам плевать, выгорит у него или нет. Эскуратову удалось замутить , то есть если возникнут трудности, ему найдется на кого перевести стрелки. А нам тоже — всегда ведь можно сказать, что не взялись бы, если бы нам не пообещали спокойствие…

— Твоя беда в том, что у тебя слишком много воображения, — строго сказал Вальд. — Твоя реконструкция — так это называется, да? — может, и походит на правду, но вот сейчас ты смолол полную чушь. Кто тебе пообещал спокойствие? Ты даже не знаешь, как зовут этого кожаного. И никакой Эскуратов не подтвердит этого разговора.

Филипп потер лоб жестом усталого следователя.

— Ты прав.

— Конечно, я прав. Я зря, что ли, не хотел пускать тебя одного?

— Вальд… может, бросить к черту, пока не…

— Не надо бросать.

— Чем-то родным запахло…

— Не надо бросать, — упрямо повторил Вальд. — Я взял с собой… Ты слышишь?

Он оборвал незаконченную фразу и поднял палец вверх. В воздухе разлился нежный звук колокольчика.

— По-моему, наш самолет.

— Ага. Точно наш.

— Ты что-то хотел сказать?

— Пошли.

Они поднялись.

Было пора в город Святого Франциска.

— Филипп Эдуардович, — доложила Женечка по спикерфону, — к вам на прием рвется сеньор Гонсалес.

— Не препятствуй сеньору, — распорядился Филипп.

Дверь открылась, и на пороге возник Гонсалес — запыхавшийся, растрепанный, со сбитым набок желтеньким галстуком. Увидев Филиппа, он разинул рот и низко поклонился.

— Hola, Алонсо, — сказал Филипп.

— Hola, сеньор главный инженер.

— ¿

Que tal?

— Спасибо, — сказал Гонсалес, — все бы хорошо, но…

Он замялся.

— Смелее, — разрешил Филипп.

— Пусть сеньор прикажет подать кофе, — попросил Гонсалес. — За напитком я буду чувствовать себя более раскованно и непринужденно.

— Женя, кофе, — скомандовал Филипп.

Появился кофе.

— А не позволит ли сеньор закурить? — вкрадчиво спросил Гонсалес. — Ввиду исключительности случая?

— А что ты куришь? — полюбопытствовал Филипп.

— Я верен «Беломору».

— Хм. Дай тогда тоже одну.

— Извольте.

Гонсалес закурил папиросу, взял в руки кофейную чашку, развалился в кресле, положив ногу на ногу — в общем, расположился настолько непринужденно, насколько позволяли обстоятельства.