Уильям Берроуз: Пристань святых

Пронизывающим холодом обдало Джона от узнавания.

— Одри, ледяной мальчик.

Изморось у него на лице льдинки сверкают в волосах девственная похоть обнаженный в последних алых лучах заходящего солнца кусок хлеба у ног мальчика. Мальчик исчезает среди оснастки судна и кружащих чаек.

— У меня здесь извещение… — Он прочел его текст в трубку. — Когда оно поступило? В пятницу? А точнее? Во сколько? И кто его принес? Гм…

Консул повесил трубку.

— Очень странно. Создается впечатление, что секретарь вышел на минутку, а когда вернулся, обнаружил у себя на столе извещение… Мистер Келли, вы не могли бы описать мне обстоятельства смерти вашего брата?

— Пароход «Панама» курсом из Касабланки в Копенгаген… пошел ко дну со всем экипажем.

Мы спустились по деревянным ступенькам в подвал, в котором было довольно светло, так как домик находился на склоне холма и в одной стене подвала было несколько больших окон. Под окном стояла деревянная скамья, уставленная" моделями кораблей. Кроме того, там было некое подобие пистолета с резиновыми лентами и кукла в два фута высотой, сделанная из медной проволоки, скрученной в сложные узлы. Он коснулся куклы, провел по ней руками и повернулся ко мне.

— Протяни руку.

Неразборчивое число лет назад. Я расскажу вам о пыли на окнах от бесчисленных лет вздымается рубашка чернильного цвета затерянные улицы туманное расплывающееся дитя печальное словно вянущие цветы мертвая рука затянувшийся шрам там у гнезда аиста окно сельского домика…

«Немного чернил вдохнуть в труп не так ли?»

Серебряные паутинки от разорванной пленки забытые места медленно падают словно мертвые листья сквозь зиму писсуар колокол в гавани песок на ветру метет по улицам запах сухих парков расстегивает штаны откидывается назад и жует арахис там в темной комнате голубая электрическая тишина и запах озона втирает зеркальную смазку в серебристую прямую кишку вместе скользят вибрируют мерцают серебряными спазмами взрываются в звездной пыли неба…

— Я Одри, твой холод межзвездного пространства, Джон.

Казалось, не заметил холода, когда Одри протянул свою левую руку. Его глаза вспыхнули изнутри, словно лесной пожар. Улыбнулся подобно животному девственному из далеких морей прошлого жалостного печального спасения мускусный аромат исходил из его открытых лет в ожидании этого.

— Я Джон.

Ветер на лице мальчика бледный с верфи. Он кашлял в платок.

Так случилось, что консул коллекционировал кораблекрушения. У него был специальный альбом, в который он собирал вырезки из газет. «Мария-Селеста», «Грейт-Истер», «Морро-Касл». Здесь он столкнулся с чем-то, что отсутствовало в его коллекции — нечто незначительное, возможно, мелкое грузовое судно, тем не менее, ввиду… — Консул бросил взгляд на листок бумаги… явно заслуживающее определенного внимания. Он вынул пачку «Плейерз», впервые за все время улыбнувшись, и предложил сигарету посетителю. Молодой человек принял сигарету с непроницаемым лицом и холодным «Благодарю». Было что-то… гм… необычное… решил консул в этих бледных холодных глазах, которые как будто всматривались в какую-то точку, бесконечно далекую как в пространстве, так и во времени. Он смотрит в телескоп, решил консул с уверенностью, удивившей его самого.

— Я так полагаю, что ваш брат был членом команды?

— Да. Он был третьим помощником капитана.

Медное эхо глумливого хохота тропиков от кружащих стервятников Панама-сити…

[1] Номер один (исп.).

Голубое пламя мексиканского неба, кружащие стервятники…

M’importe NU YNU YNU

Ynada mas que NUUUUUUUU

Задник из гор… переполненный автобус несется на предельной скорости цветы и кресты на обочине отмечают места предыдущих аварий. Автобус забит индейцами, сидящими внутри и на крыше. Все они поют.

M’importe NU YNU YNU

Ynada mas que NUUUUUUUU

Кудахчут куры, козы блеют, пойманная игуана с широко распахнутой пастью брызжет мочой в молчаливом ужасе. Двое сутенеров раскуривают косячок с полицейским. Водитель поет и отбивает такт ногой, он курит толстый косяк и пьет текилу из бутылки, которую держит в другой руке. Рядом с ним дырявая емкость с бензином сверкает на солнце. Внезапно искра падает с его сигареты на емкость с бензином. Он смотрит вниз, видит, что случилось, и понимает, что ему следует делать.

Продолжая петь «Ynada mas que NUUUUUUUU», он открывает дверцу, выпрыгивает из кабины, катится в мягкую ямку на обочине и с легкостью кошки приземляется на ноги. Автобус, охваченный пламенем, скатывается в узкий ров. Ветер разносит крики и запах паленой плоти. Спастись могут только те, кто сидят на крыше. Рабочие, рубящие тростник с помощью мачете, бросают на землю мешки с тростником. Они смотрят на горящий автобус. Они смотрят на водителя. Выжившие пассажиры с крыши тоже смотрят на водителя. С нечеловеческой скоростью, петляя, он бросается бежать по направлению к горам, оставляя далеко позади все шесть десятков преследователей.