Владимир Козлов - Домой

Комнату освещает желтый торшер в углу. Аня сидит на диване, я – в кресле напротив.

– …к ней постоянно приходили, угрожали. Пытались выпытать, где я. Но мама ведь сама не знала… – Я делаю паузу, смотрю на Аню. Она рассматривает свои ногти – коротко подстриженные и без лака. – Она это очень близко к сердцу приняла. Один инфаркт, потом второй… Я не сразу узнал. Только через несколько недель. От Женьки, которого сегодня… И в квартире нашей, он мне рассказал, давно живут другие люди. Меня выписали по суду, как давно не проживающего. Так что, формально, я – бомж.

– А отец?

– Мы с ним долго не общались. Потом, года за два до этого всего, он начал мне звонить. Мы разговаривали… Нет, даже меньше, чем за два года – я уже работал в мэрии. У него – новая семья в Новосибирске. Вроде, все в порядке… А потом, после отъезда, я с ним не общался. И не собираюсь. Не хочу… А с Ирокезом ты долго жила?

– Не – а. Полгода или чуть больше. Мы поженились осенью девяносто восьмого, перед последним курсом…

– Он в твоей группе учился?

– Нет, в параллельной… Он был неординарным человеком… Я до него таких не встречала…

– Был?

– Нет, он еще жив… Это я просто так сказала… Я имела в виду – каким я его знала тогда. А какой он сейчас – понятия не имею. Но мне все равно. Слышала, он пытался слезть с героина. Ездил на несколько месяцев в специальный центр для наркоманов. Они там живут на ферме, занимаются сельским хозяйством… А тогда, тем летом, у него еще не было этой проблемы. И мне было вправду с ним интересно. Он приносил мне много новой музыки, книг… И мы все лето тусовались или у него – его родители были на даче… Или у меня в общаге – я в комнате жила одна, все разъехались на каникулы… А я не хотела к родителям уезжать, ненавидела нашу дыру и сейчас ненавижу. Там то же самое, что и здесь, только еще хуже, потому что город вообще маленький…

– А потом вы жили у него?

– Да, с его родителями. Вот это была ошибка. Надо было сразу снять квартиру или хотя бы, комнату… Возможно, тогда что‑то было бы по – другому. А родители его – это такой дремучий пролетариат… Я не знаю просто, как так вышло, что он совсем другой…

– Может, как раз из чувства протеста…

– Возможно. Но они такие уж дремучие… Отец – типичный такой пролетарий – алкаш в майке с вырезом, вечно заляпанной, и мать… Прямо как в фильме «Маленькая Вера», очень похоже… Только она тоже много пила, почти наравне с ним. Каждую субботу – праздничный обед с выпивкой, плавно переходящий в ужин. Нас все время тоже пытались заставить. Потом – к телевизору, глупые эти шоу или концерты на канале РТР. Или обсуждать политику – она от Ельцина тащилась – красивый мол мужчина, статный. А он наоборот его терпеть не мог. Называл «жидомасон» и «Эльцин»… Как начнут ругаться из‑за этого – иногда до драки… И Игорь, получается, оказался между двух огней. С одной стороны, все‑таки, родители. Но и меня отдать на растерзание им тоже не хотел… Может, из‑за этого и сел на героин… Хотя, наверно, я преувеличиваю роль семьи в его жизни. В смысле, и родителей, и мою. Он всегда жил в своем мире… Поиграть на барабанах, музыку послушать, покурить «травы». Все остальное его интересовало гораздо меньше…

Место: Дома

Дата: 22/11/2006

Время: 18:56

Музыка: нет

Я приоткрываю дверь, заглядываю в кабинет Захара. У длинного стола сидят две девушки. Они оборачиваются, смотрят на меня. Лет по двадцать, в дешевых джинсах и кофтах, коряво накрашенные. Рядом на стуле лежат их куртки. Захар кивает мне.

– Заходи. Мы здесь уже всё… Да?

Он подмигивает девушкам. Они стеснительно улыбаются. Я захожу в кабинет и сажусь на другой стороне стола.

– Короче, по всем вопросам теперь к Ильину, – говорит Захар девушкам. – Все, пока.

– До свидания.

Девушки встают, берут куртки, выходят.

– Эскорт, – говорит Захар. – Может, видел объявления по городу? Это тоже один из наших бизнесов.

– И какой здесь эскорт, в нашем городе? Для кого?

– Ни для кого. Само собой, никакой не эскорт. Думаешь, они не понимают? Они сейчас все умные – газеты, телевизор, хуе – мое… Молодое, типа, поколение… – Он берет из пачки сигарету, щелкает золотой зажигалкой. – А кто не понимает, тем мы объясняем с самого начала. Мы никому мозги не ебем, все говорим, как есть. Потому что у нас все честно. И они потом сами решают – соглашаться или нет. Почти все соглашаются. Лучше делать то же самое за фиксированные деньги – все официально, через кассу, со всеми выплатами, минус подоходный – чем просто на улице или с отморозком каким‑нибудь – сутенером.