Тонино Бенаквиста - Укусы рассвета

Бесконечное ожидание в тишине, на этой бетонной лестнице, рядом с мусоропроводом, заставляет нас позабыть о времени и обо всем, что там, снаружи; мы перешептываемся, пытаясь успокоиться и думать о приятном. Жан-Марк сидит на ступеньке, скрючившись и растирая затекшую поясницу.

— Знаешь, Антуан… Нью-Йорк для меня — не просто Нью-Йорк. Это особый город — единственный, где я могу купить штаны на свой размер. Когда я вхожу в магазин, на меня смотрят как на нормального клиента, а когда хожу по улицам, никто на меня не пялится, и это мне в кайф. Они там спокойно относятся ко всем необычным людям, из ряда вон выходящим. Это их главное достоинство — king size! У них полно таких, как я — сверхгабаритных.

— Ты только так говоришь, а самому, небось, лестно, когда люди от тебя шарахаются и перебегают на другую сторону улицы!

— Гм… ты думаешь?

Долго мы беседовали в таком духе. Потом нам это надоело, и мы замкнулись в молчании; я даже перестал жать на выключатель лампочки и только напряженно вслушивался, не загудит ли лифт.

Стараясь забыть об этой голой и холодной лестничной клетке, я обратился мыслями к комфорту, который ждал меня летом. То есть ждал нас обоих — Бертрана и меня. Это был наш обычный способ проводить каникулы, не уезжая из Парижа. Перед летним исходом люди оставляли нам ключи от своих квартир. Разумеется, не по доброте душевной, нет, просто им спокойнее отдыхать, зная, что кто-то вынет почту из ящика и перешлет им, накормит кошек, выгуляет собак, проветрит помещение, заботливо польет цветы, ответит по телефону, чтобы а) передать им срочные сообщения и б) отпугнуть потенциальных воров, которые оккупируют город в летний период. В прошлом году у нас от таких предложений отбоя не было, пришлось даже работать врозь. Хозяевам — польза, халявщикам — удовольствие, и всем хорошо. Мы трудимся с редким усердием: еще бы, спим в удобных кроватях, отдыхаем, сколько влезет, питаемся из холодильников, которые нам оставляют набитыми под завязку, экономим собственные деньги, так что, выходя поразвлечься, берем каждый свое такси и едем в разные стороны. А впереди нас ждет еще один «горяченький» месяц — сентябрь, с его послеотпускными инаугурациями и вернисажами, где нас ждет море шампанского, в утешение перед грядущими черными днями и осенней стужей.

К двум часам ночи Жан-Марк встрепенулся и стал яростно растирать себе бока, ворча, что потерял целую рабочую ночь. Я снова испугался, что он меня бросит.

— Ну хватит, надоело! Где он шляется, этот ублюдок?

Не понимая, что он задумал, я все же поднялся вслед за ним к двери. Он пнул ее с диким бешенством, и я в ужасе подумал: сейчас проснутся соседи напротив. Жан-Марк ощупал дверные петли и начал обследовать замок.

— Кончай дурить, Жан-Марк, давай лучше придем попозже.

— Заткнись!

И я благоразумно заткнулся. Он был в таком состоянии, что я рисковал получить первую оплеуху в его жизни и тем самым испортить ему репутацию — сейчас он плевать на нее хотел. Из сидящего быка он внезапно, в один миг, превратился в разъяренного. Дверь затрещала сверху донизу, когда он ударил в нее кулаком. Потом он налег на нее всем телом, и она с противным скрежетом поддалась. Жан-Марк схватил меня за шиворот и втолкнул внутрь. Я даже пикнуть не успел. Он включил свет в передней, подпер дверь стулом и облегченно вздохнул.

— С этого и надо было начать, мать твою!

И он снова испустил удовлетворенный вздох; на его губах появилось нечто вроде улыбки.

— Я должен был разбить ему либо дверь, либо морду. Так что я сделал удачный выбор, верно? Разве нам здесь плохо, Туанан, скажи?

«Здесь» представляло собой две комнаты, заваленные каким-то хламом. Коробки с барахлом, кожаный диванчик, телефон с автоответчиком, груды пластинок, книжные полки по стенам, один из углов служит кухней. Жан-Марк делает звонок дружку, предупреждая, чтобы сегодня ночью его не ждали. Затем обходит спальню, искусно лавируя между коробками и ни секунды не раздумывая о том, что закон не поощряет взлом чужих квартир. Ну и влип же я! Халявщик, который любит пробираться к людям прямо у них под носом, тишком да ползком, поставлен перед неоспоримым фактом — сознательно взломанной дверью. А впрочем, на что же я рассчитывал, обращаясь к Жан-Марку? Что он будет вести себя, как английский джентльмен?

Не зная, чем заняться, присаживаюсь на диванчик Жан-Марк все еще не вышел из спальни, и это меня беспокоит. Вскочив с места, я кружу по комнате, широко жестикулируя, как будто спорю со своим адвокатом. Вдруг из спальни доносится странное звяканье и какая-то тихая музыка. Я бегу туда, опасаясь самого худшего. Опасения не напрасны: мой сумист возлежит на низкой тахте, застеленной черными простынями, устремив взгляд на гигантский телеэкран, где идут титры какого-то вестерна.