Абрахам Вергезе - Рассечение Стоуна (Cutting for Stone)

Следующие две ночи я не разлучался со Славой и спал в нормальной постели. Седативы действовали еще дня три. «Слава, доза была лошадиная?» – спросил я. «Нет, но ее прописала кобыла. По имени Екатерина».

Когда генерал Мебрату очнулся, то пожаловался на легкую головную боль и насморк. В остальном он пребывал в хорошей форме. Мне больше не разрешили постоянно находиться при нем, да и Славу отправили прочь. Тогда-то я и написал вам записку. В тюрьме мне предоставили приличную камеру с порядочными соседями. В госпиталь меня таскали по два-три раза в день, но говорить с генералом не разрешали. Обменяемся парой слов – и все.

Я видел, как две громадные крысы средь бела дня вылезли из сточной канавы между двумя корпусами. Гхош кое-чего недоговаривал. Мы тоже не сообщали ему всего.

Нам разрешили свидания дважды в неделю. Только один вопрос оставался открытым: когда же его освободят?

То один, то другой высокопоставленный пациент Гхоша появлялся на горизонте с подношениями: какая-нибудь особенная ручка, пачка бумаги, книга по его просьбе. С собой они приносили рецепты на латыни, выписанные рукой Гхоша, и я отправлял их к Адаму, рецептурщику.

В отсутствие Гхоша я понял, какого рода доктор он был. Все эти члены царствующего дома, министры, дипломаты не были серьезно больны, во всяком случае, на мой взгляд. Им недоставало полномочий освободить Гхоша из тюрьмы, но получить свидание было в их власти. Гхош оттягивал им нижнее веко и определял цвет слизистой оболочки, просил высунуть язык, щупал пульс, ставил диагноз, ободрял. Современное определение «семейный врач» далеко не полностью отражает ту роль, которую он играл.

Через три недели после нашего свидания с Гхошем генерал Мебрату предстал перед судом, спектаклем для иностранных наблюдателей. Эфиопская подпольная газета и ряд иностранных изданий публиковали отчеты о процессе. Генерал держался достойно, не изображал раскаяния и не сваливал вину на других. Его поведение произвело сильное впечатление на людей, допущенных в зал суда. Со скамьи подсудимых прозвучала программа: земельная реформа, политическая реформа и конец привилегиям, превращающим крестьян в рабов. Те, кто подавлял заговор, теперь не понимали, почему выступили против. Ходили слухи, что группа младших офицеров сговорилась освободить Мебрату, но генерал категорически отказался. Смерть братьев по оружию тяготила его совесть. Суд приговорил Мебрату к смерти. Его последние слова были: «Я отправляюсь к своим товарищам с вестью, что брошенные нами в землю семена дали всходы».

Ближе к вечеру, на сорок девятый день после ареста Гхоша, к дому подъехало такси. Я услышал крик Алмаз и успел подумать: что еще опять стряслось?

Из машины, вертя во все стороны головой, будто попал сюда впервые, выбрался Гхош. С подножки спрыгнул Гебре, хлопнул в ладоши и пустился в пляс. К ним подбежали Розина и Генет. Воздух наполнился радостными криками. Розина восторженно улюлюкала, Кучулу махала хвостом, лаяла и весело подвывала, два безымянных пса последовали ее примеру – правда, близко подойти не отважились.

Пробило полночь, когда мы вчетвером – я, Шива, Хема и Гхош – отправились в постель. Было тесно, неудобно, но мне никогда еще не спалось лучше. Тяжкий храп Гхоша разбудил меня – и это был самый замечательный звук на свете.

Наутро мы проснулись в праздничном настроении, не ведая, что в это самое мгновение генерал Мебрату, ветеран Кореи и Конго, выпускник Сандхерста* и Форт-Левенуэрта**, прощается с жизнью.

* Королевская военная академия в Великобритании.

** Военная база, местонахождение Командно-штабной школы сухопутных войск США.

Его повесили на Меркато – быть может, потому, что именно здесь прошла демонстрация студентов и именно здесь переворот получил самую горячую поддержку. Руководил казнью, как мы потом узнали, адъютант императора, человек, которого Мебрату знал долгие годы. Говорили, что Мебрату произнес: «Если ты когда-нибудь любил солдата, завязывай узел тщательно». Когда петля была надета и грузовик уже собирался тронуться, генерал сам сделал последний шаг, причисливший его к мученикам.

Мы узнали о казни ближе к середине дня. В тот вечер в каменных виллах, в казармах молодые офицеры, закончившие военные академии в Холета, в Хараре, академию ВВС в Дебре Зейт, решили, что завершат дело, начатое генералом Мебрату.

День ото дня фигура генерала росла, он обращался в неофициального святого. Его изображение появилось на анонимных листовках, стилизованных под эфиопский лубок, преобладали желтый, красный и зеленый цвета, по правую руку от чернокожего Христа стоял Иоанн Креститель, по левую – генерал Мебрату, вокруг голов их сияли желтые нимбы, а у ног текла река Иордан. Текст гласил: