Дзиро Осараги - Возвращение

— Какое варварство.

Но он был совершенно спокоен. Мрачно рассмеявшись, он сохранил своё хладнокровие.

— Ладно, всё хорошо. Давайте считать, что этого не было. Это была только разминка.

— Я ухожу. — Томоко встала.

— Перестаньте. Не будьте ребёнком. Я не сержусь.

Томоко не знала, что ответить.

— В конце концов, что произошло? Мы одни. Это просто тривиально и ничего не значит. Хорошая погода создала у меня весеннее настроение, вот и всё. Теперь, когда это позади, оказывается, ничего и не случилось, вы и я остались такими же, как и прежде. Это ничего не значит, и не воспринимайте это серьёзно. Мы оба молоды.

— Извините, но я ухожу.

— Пошли вместе. Вы не знаете дорогу, и это район, который занимает оккупационная армия. Здесь совсем другая мораль.

Он был слишком невозмутим, чтобы быть обескураженным поведением Томоко. Судя по всему, его беспокоило только то, как бы не узнана об этом Саэко, и он вновь спросил:

— Так вы не расскажете об этом тёте Саэко?

— Нет, я не буду ничего рассказывать.

— Конечно, это просто бессмысленно. Над этим можно только посмеяться.

Томоко взяла себя в руки и посмотрела на молодого человека, который, казалось, выглядел младше её. И он мог так поступить, даже не чувствуя ни малейшего стыда. Его бессердечность была больше, чем наглой, она скорее выглядела неестественной. И когда она вспомнила выражение его лица с закрытыми глазами, уверенно ожидающего прикосновения её губ, она почувствовала, что её тошнит.

— Пойдём прогуляемся по набережной. Она очень красивая.

— Извините, но я пойду одна. Мне надо сделать некоторые покупки.

— Я вам помешаю? Хорошо, если вы больше на меня не сердитесь, но безопасно ли женщине одной идти по незнакомой улице?

Томоко шла одна, пока она не услышала, что кто-то зовёт её громким голосом. Она обернулась и увидела седого мужчину в рубашке с короткими рукавами, который, улыбаясь, подавал ей рукой сигналы. В нём она сразу узнала художника Кохей Онодзаки.

— Я подумал, что это вы. — Он рассмеялся как мальчишка. — В необычном месте мы встретились. Я проголодался, и мы зашли сюда покушать ван-тон. Присоединяйтесь к нам.

Они зашли в один из китайских ресторанов, которых было много на этой улице. Онодзаки смотрел в окно, когда он увидел проходившую мимо Томоко и, бросив палочки для еды, выскочил за ней на улицу. Сопровождавший его молодой человек по имени Юкити Окабэ остался за столом, и сейчас он поднялся им навстречу, поздоровавшись с Томоко с дружеской улыбкой.

— Вы знакомы? Он сегодня был моим гидом по Иокогаме, пока я делал эскизные наброски.

Томоко знала, что Юкити живёт в Иокогаме.

— Хотите ван-тон. Очень вкусный. Его нужно есть только в Иокогаме.

Томоко отказалась и наблюдала, как двое мужчин продолжали есть со здоровым аппетитом.

— Господин Онодзаки делает рисунок для цветной страницы журнала, к которому я имею отношение, — рассказал ей Юкити. — Но он настаивает на поиске уродливых пейзажей, чтобы с них рисовать картину.

— Рисовать красивые места нет смысла, — заявил Онодзаки. Я не хочу сказать, что я отказываюсь от них, но эти американские кварталы выглядят как пересаженные из Соединённых Штатов, и это не только здесь в Иокогаме. Во всех разрушенных городах Японии та же картина, и во вновь построенных районах всюду отсутствует индивидуальность.

— Но давайте поднимемся на самый высокий холм в Иокогаме, и вы увидите, что город выглядит совсем по-другому. Оттуда видны старые районы, которые не были разрушены во время войны.

— Местный патриотизм! Но ты знаешь, эти кули, действительно, поразили меня. Как ты правильно сказал, Япония имеет теперь своих собственных кули. Мы обычно думали, что японцы совсем другие, и нечто подобное не может здесь случится. Но этому заблуждению пришёл конец. Все люди одинаковы, когда они доведены до крайности, народы всех стран. И доказательство этого мы видим сейчас своими собственными глазами.

Художник с горечью покачал головой, и на его лице выступила грусть.

— Мы не были нацией богов. В одинаковых ситуациях все люди ведут себя одинаково. Однако тот факт, что я переживаю по каждому поводу, говорит о закостенелости моего мышления, ибо понятие, что японцы отличаются от других, глубоко засело у меня в голове. Но это не соответствует действительности. Японцы являются нацией, которая вряд ли может спасти себя, если внешние силы не изменят её жизнь. Послушай, парижские нищие, которых я видел, пользуются бритвами. Они не делают ничего такого, что могло бы заразить вшами других людей. Там нищие имеют свою историю, и они достигли многого. А здесь джентльмены, которые ещё не опустились до уровня нищих, наперегонки загрязняют улицы и поезда.