— На самом деле я даже не сознавал, что он поет мне. Мне снился кошмар, он подошел, сел на мою постель и пел мне, пока я не успокоился.
— Но если ты спал, то как мог знать, что Рафаэль тебе пел?
— Он сам мне сказал. — Взглянув на Рафаэля, я попытался улыбнуться, но улыбка не вышла. Я ненавижу говорить о своих чувствах. Ненавижу. Мне больно. Я сделал еще один вдох. — Он сказал мне об этом, а потом спел песню, песню, которую пел мне ночью. Он пел эту песню своему сыну. — Я замолчал. Я больше не мог говорить. Слишком сильно дрожали губы. Я просто не мог говорить.
— Это было прекрасно. Ты не считаешь так, Зак?
— Но я не хочу чувствовать себя живым, неужели вы не понимаете?! Неужели не понимаете?! Сколько раз мне вам это повторять? — Я так громко кричал, что мой голос срывался. — Я не хочу чувствовать себя живым!
Не контролируя себя, я вскочил на ноги и выбежал из комнаты. Все кружилось перед глазами. Когда же мир вокруг меня перестал кружиться, я обнаружил, что сижу перед деревом Рафаэля, деревом по имени Зак.
4
Я так устал.
Боже, как же я устал.
Все казалось серым, пустым и далеким. Я знал, что если не отдохну, то просто умру, поэтому лег на землю и уснул. Во сне я проснулся, на улице стояло лето, и мои глаза были зелеными как листва деревьев. Я был очень счастлив, но в то же время чувствовал себя ужасно уставшим, поэтому снова лег спать. Проснувшись, я обвел взглядом летний мир. Ни единого облачка на синеве небес, воздух чист и свеж, и обрушившееся на меня счастье почти невыносимо. И я снова уснул. И снова проснулся. Я засыпал и просыпался, засыпал и просыпался, но всё это был лишь один длинный сон.
Разбудил меня Рафаэль.
— Проснись, Зак, — тряс он меня.
Я медленно поднялся. Огляделся. Я еще не пришел в себя и не совсем понимал, где нахожусь.
— Ты в порядке, Зак?
— Наверное.
— Холодает. Идем в кабинку.
— Как ты узнал, где меня найти?
Рафаэль посмотрел на меня так, будто я задал дурацкий вопрос.
— Я думал, мы не должны никого спасать. Таковы же правила.
— Я не спасаю тебя.
— Тогда что ты делаешь?
— Утаскиваю с холода.
— Разве это не спасение? Спасение тут непозволительно.
Рафаэль поднял взгляд на грозовые тучи.
— Кажется, будет ливень. — Он посмотрел на меня. — А ты даже от дождя уберечься не можешь.
— Мне нужно покурить.
— Господи, надень хотя бы куртку сначала. Ты безумец, Зак. Безумец.
5
Эмит протянул мне сигарету и дал зажигалку.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Ты как?
— В норме.
— Спасибо за историю.
— Уху. Мы тут этим и занимается — историями. Ты следующий.
— Меня это охереть как радует.
Я засмеялся.
— Нелегко тебе пришлось.
— Поэтому я и здесь. Поэтому мы все здесь.
— Нда. Знаешь, я ненавижу твоего брата.
— Ты даже не знаешь его.
— Он бил тебя, парень. Я ненавижу его за это.
В это мгновение разразился дождь. Мы с Эмитом молча смотрели на разбушевавшийся ветер и льющую с небес воду. Может быть, мы стали зависимы от бурь. Может быть, это и так. Я докурил свою сигарету, Эмит предложил мне другую. Я ее взял.
— Чувствую себя под стать этой дерьмовой погоде.
— Я тоже, — согласился я.
— Дождь пробуждает мир.
— Откуда вдруг такая мысль?
— От сестры. Она всегда мне так говорит.
— Она хорошая, твоя сестра?
— Она замечательная.
— Это здорово, что у тебя есть сестра.
— Она еще не махнула на меня рукой. Еще нет.
— Может, никогда и не махнет.
Эмит ничего не ответил. Он словно ушел в себя. Думал о чем-то, может быть, о сестре, может быть, о чем-то еще. Я видел, что кто-то идет к нам, в курительную яму, под дождем. Видел зонт, и когда фигура приблизилась, разглядел, что это Лиззи. Дойдя до нас, она, не закрыв зонта, полезла в карман за сигаретами.
— Помочь? — Я взял у нее зонт и поднял над ее головой.
Она вытащила и зажгла сигарету.
— Ты засранец, — сказала она. — Оставил нас в группе одних. Мы даже не успели тебе ничего сказать. Теперь ты наш должник.
Пожав плечами, я уставился в землю.
— Ну, я жду.
— Прости, — извинился я. — Я просто… я не знаю, что произошло.
— Ты прекрасно знаешь, что произошло. Ты испугался. И сбежал. Плавали — знаем. — Она рассмеялась. — Не делай так больше, ладно? — Она одарила меня улыбкой. Ее улыбка была по-настоящему прекрасной.
— Не буду.
— Я вижу тебя.
— Уху. Я тоже тебя вижу.
— Правда?
— Правда.
И мы с ней вдруг сказали в унисон:
— Я вижу тебя. Правда, вижу.
Читать дальше