Алистер Кроули - Дневник наркомана

Нелепо было бы бродить вокруг и остаться позади; а может быть, чего доброго, оказаться на Луне, где и поговорить не с кем, кроме Жюля Верна, Герберта Джорджа Уэллса и прочей толпы им подобных писателей.

Однако вы не подумайте, что белый шелковый мешочек был так уж мал.

Лу наклонилась над столом и выпустила изо рта свой длинный тонкий язык, точно муравьед в Национальном Биографическом Словаре, или как он там называется, и ввинтила его в белоснежную массу, едва не сведя меня с ума.

Я хохотал, как гиена, думая о сказанных ею словах. "В твоем поцелуе есть горечь кокаина". Весельчак Суинберн всю жизнь говорил о горьких поцелуях. Что он мог знать, бедный старый мальчик?

Что такое настоящий поцелуй, узнаешь только с полным ртом кокаина. Одно лобзание раскладывается на бесчисленные фазы, как в сочинениях разных там Бальзаков и Золя, Ромен Ролланов и Д.Х.Лоуренсов и многих других. И вы совсем не устаете! Вы несетесь на четвертой скорости всю дорогу, и двигатель урчит как кошечка, большая белая кошечка со звездами, мерцающими у нее на шерстке. И он всегда не такой и всегда тот же самый, и он не кончается, и ты теряешь разум, и продолжаешь жить без него, и, по всей вероятности, вы вообще не понимаете о чем я говорю, а меня это ни капли не волнует, и мне вас ужасно жаль, и вы можете во всем этом убедиться сами в любой момент…

Способ прост — найдите девушку вроде Лу и много белого порошка.

Что там говорит этот приятель Лам?

Птица со странностями, этот чудаковатый Лам! Впрочем, сдается мне, эти стишки свидетельствуют, что он в этих вещах разбирается. Ну разумеется, почему бы и нет. Я сам видел, как он принимал кокаин. Тот еще фрукт! Ставлю шиллинг. Копает глубоко. И знает много. Но это не повод для подозрений. Не понимаю, за что людишки его так ненавидят. Не понимаю из-за чего. Я и сам так окрысился на него. Возможно, что он совершенно достойный малый "в принципе". У него есть странности — но это не портит человека, если он человек.

Черт, если придираться к мелким странностям, чего стоит Лу! Еще та чудачка, но я все же люблю ее.

— Дай мне еще раз нюхнуть с твоей руки.

Смех моей милой Лу напоминал звон московских колоколов на Русскую Пасху, которая, как известно, бывает не тогда, когда у нас. Они передвинули время туда или сюда — не могу вспомнить куда именно — если только вы понимаете, что я имею в виду.

Она подбросила пустой шелковый мешочек в воздух и поймала его ртом, страстно щелкнув зубами, чем снова почти свела меня с ума. Как бы я хотел быть птицей, чтобы эти острые белые маленькие лезвия откусили мне голову.

А вы практичная девочка, моя Леди Пендрагон! Она не стала доходить до самого дна, и вместо этого уже вырезала новый пакетик, и когда его открыли, птицы не запели, но она воскликнула пронзительно и возбужденно: "Посмотри, Петушок, это не снег!".

Здесь нужно пояснить, что она прозвала меня Петушок с намеком на тот факт, что меня зовут Питер. [4] намек на троекратное отречение апостола Петра до "петушиного крика"

Я вышел из транса. Я смотрел на вещество, и глаза мои при этом были, должно быть, тупыми и остекленевшими. Затем мой врачебный навык пришел мне на выручку.

Это была белая пудра. Она имела тенденцию крошиться комочками и смахивала на мел. Я растер ее между большим и указательным пальцами. Понюхал. Запах не говорил мне ни о чем. Тогда я попробовал ее на вкус. Это тоже ничего мне не дало, так как нервы моего языка были полностью анестезированы кокаином.

Но исследование это было сущей формальностью. Теперь знаю, зачем я все это проделал. Обыкновенный жест самца. Мне хотелось пустить Лу пыль в глаза. Я пожелал впечатлить ее масштабами своей учености; ведь мне с самого начала было известно, без чьей-либо подсказки, что это такое.

Знала об этом и она. Чем дольше я знал Лу, тем больше меня впечатляли широта и разнообразие ее познаний.

— О, Гретель мила сверх меры, — прощебетала она. — Каким бы "приятным и утешительным" не был «коко», он может наскучить, и она об этом догадалась. Поэтому наша любезная старая подруга решила прислать нам еще и немного героина. И после этого еще находятся люди, говорящие нам, что жизнь не стоит того, чтобы ее прожить!

— Когда-нибудь пробовала? — спросил я, и отсрочил ответ поцелуем.

Когда худшее было позади, она рассказала мне, что пробовала, да, но только раз и самую крохотную дозу, которая, насколько ей помнится, не возымела над ней никакого эффекта.