Владимир Сорокин - Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль

– Замо-о-о-о-чек!

Валятся навзничь электрические:

– Сла-а-а-а-адость!

Лупит Охлоп девушек по задам, щиплет, рычит. Воет Ирочка на колу. Одобряют девушки. Так время и проходит…

В полночь-заполночь, шатаясь да оступаясь, покидает Охлоп дом терпимости. Провожают его девушки в сарафанах-кокошниках, под руки поддерживают, поют:

– Не прощайся с нами, сокол ясный! Оглаживает гусар-девица уд, в портах уснувший:

– Не забывай!

Гибкий татарин помогает Охлопу в «мерин» усесться:

– Счастливый путь!

Урчит «мерин», подмигивает красным глазом, отъезжает.

Машут девушки ему платочками:

Корова снова взмычала, мотнула черно-белой головой и стеганула Сашу грязным хвостом.

– Да стой же ты, пролика дочь! – выкрикнула Саша, поддала корове коленом в не слишком крутое брюхо. – То ж и гадина ты, чтоб тебя розорвало…

Саша смазала корове соски тронипулем, ловко насадила на них «ромашку», включила. «Ромашка» заурчала, корова взмычала, ударила хвостом.

– Стой, гадина, стой, чтоб тебя! – Саша схватила корову за холку, поддавая в бок коленом.

Корова недовольно замычала.

– Ну, стой же ты, Доча, Доча, Доченька… – Саша стала гладить теплую холку коровы.

Корова недовольно взмыкивала, шумно дыша.

– Не больно же, чаво ж ты кобенишься? – Саша гладила корову.

Корова взмыкивала и шумно дышала, переступая ногами по чавкающему, прикрытому соломой навозу. Три другие коровы, уже подоенные Сашей, стояли рядом, пожевывая сено.

– Вот и ладно… – Саша заглянула корове под брюхо, поправляя прозрачный, испачканный навозом шланг «ромашки», по которому пульсировало молоко. Распрямилась, вытерла рукавом ватника выступивший на лбу пот:

– Вот и ладно…

«Ромашка» пропищала «конец» и отключилась.

– Совсем ничаво, – Саша присела на корточках, стала снимать «ромашку» с вымени. – Хоссподи, и когда ж эта вясна окончится?

Подхватив «ромашку», пошла по неровному настилу к двери, потянула за собой шланг. Корова взмыкнула.

– Хоссподи… – вспомнила Саша про сено. Повесила капающую молоком «ромашку» на перегородку, прошла к сеннику, насадила на вилы сена, принесла, положила перед коровой. Поставив вилы к стене, зачерпнула из кузовка крупной соли, растрясла над сеном.

– Жри… – шлепнув корову по боку, подхватила «ромашку», смотала шланг, подхватила и вышла из хлева, закрыв на колышек обитую войлоком дверь.

На заднем дворе было мокро и грязно. С серого утреннего неба падали редкие крупные хлопья мокрого снега. Дружок, высунув из собачьей конуры лохматую морду, понуро наблюдал за Сашей. Сматывая грязный, тянущийся по двору от избы к хлеву шланг, Саша подошла к заднему крыльцу, открыла дверь, затащила шланг в скупо освещенные сени и сразу же запихнула его в бочку с водой, повесив «ромашку» на край бочки. Скинула грязные сапоги, в шерстяных носках прошла к двери в избу, куда тянулся по полу чистый конец шланга, открыла, вошла.

В избе было чисто, тепло и светло от висящей над столом лампы дневного света. В большой русской печке трещали дрова. В яслях возле печки стояли двое телят. Завидя Сашу, они замычали высокими голосами. Серая кошка, стремительно спрыгнув с печной лежанки, метнулась к Саше под ноги, стала тереться. Саша несильно пнула ее ногой:

– Пошла…

Скинула ватник, повесила на крючок возле двери. Всунула ноги в короткие стоптанные валенки. Ополоснула руки от грязи под умывальником, вытерла нечистым полотенцем. Зачерпнула ковшом воды из стоящего на лавке ведра, жадно выпила. Отдышалась:

– Ой, мамочки…

Заглянула в печку. Длинной кочергой поправила горящие дрова. Подошла к стоящему в углу сепаратору, нажала кнопку, посмотрела на показатели:

– Совсем ничаво.

Из краника нацедила молока в две литровые бутылки, натянула резиновые соски, дала телятам. Те стали сосать, тараща темно-лиловые глаза.

– Все. Завтра к матерям вас отправляю, – объявила им Саша. – Таперича уж не холодно. А то все мне тут позасрали да позассали, космонавты…

Телята сосали, чмокая, вытягивая шеи. Кошка снова подошла, стала тереться о ногу. Ожидая, пока телята насосутся, Саша подумала про сметану:

«Шесть пачек уж как-нибудь получится, брикет закончу… должно выйти шесть… или пять… нет, шесть… хорошо бы шесть, чтоб сегодня и отправить тогда… А то таперича токмо в понедельник… А там и машины может не быть… получится шесть или нет… может, и не хватит…»