StEll Ir - Ночной Полёт. Огнеплавкая лель

Её разорванный животик исторгал из себя смех и внутренности, и над ним никчёмно хлопотало паутинкою, глупою паутинкою, небо. А ей было право совсем уже не до того. Она смеялась так, что звёзды раскачивались в небе качелями и не одному подлунному миру пришёл пиздец. А он терпеливо и озабоченно чем-то глубоким своим надрывал в ней самые тончайшие капилляры её подкожного пространства и нежной души. Небо было совсем рядом, а она умирала насовсем, навсегда, в его объятиях. Она не умела смотреть больше в раненное низачем небо. Она смотрела только ему в глаза. Он понимал и очень заботился. И заботливо раскладывал её на составляющие, чтобы ей это в последний обязательно раз - так страдать. Если тебе будет больно, скажи обязательно, маленькая. Молчит маленькая моя. Может быть потому, что нет больше окровавленного и тщательно прожёванного милого язычка, а может это такая картинка, когда прыгаешь на одной ножке и ничего ничего ничего не болит. И она не говорила и не говорила ни капельки ничего. От её радости сошло с ума небо и она не смогла больше дышать. Тогда он разорвал ей пальцами когтей лёгкие, чтобы ей стало легче и ей стало так легко, что жить было больше и не надо…

Она посмотрела разорванной в навсегда улыбкой в его горящее сердце и так умерла, как не умирал, наверное, ещё никто.

Зачем вы, маленькие, тревожите мой сон. Зачем вы зачем-то всегда убиваете его, а потом ещё плачете. Как какие-то глупые совсем непослушные игрушки. Ну что он вам сделал? Сидит вон и греется, а вы ещё ток по полу зачем-то пропустили. Как будто ему бывает когда-то холодно. Любимый!

Подобно огню нарождающаяся и нарождающаяся всё вновь в нас совесть. Мы не простим такой радости. Ты посмотрел бы на её последствия! Вам смешно, а нам хоронить. А кровь свёрнута в аккуратные комки и уходит от нас в землю. Когда она обернётся совсем в мёд станет просто невмочь и мы тогда убьём тебя - убийца…

Хоть мы и отряды отважных обезумевших в подвиге войны с тобой котят. Нас так не возьмёшь и мы знаем все твои уловки и страшно хитрые щелки твоих кармашков и глаз. Нас не проведёшь больше и мы сейчас по настоящему уже будем играть с тобой в крестики-нолики. Нас не обхитришь ты больше, на вот тебе - твой, как всегда, крестик!

Мы отряды обиженных на тебя совсем совсем котят. Ты зачем в прошлый раз умирал, а не умер совсем? Мы убьём убьём убьём тебя по настоящему! Чтобы знал, чтобы знал, чтобы знал!

Вот и получилось детская мечта стать наконец-то волшебником. Сполна…

Плавает, плавает сердечко в крови, не бойся больше, моя родная, любви, на каждой капельке частичка тебя и немного убитых ни за что ни про что, потому что они умели на один раз в жизни взлетать!

И зверята тихие притаились и сидят тихо в ушки хлопают и глядят… Как щекотно умирать понимать хотят… как оно бывает умереть от любви в лужах своей радости и крови… никому не нужные по ушки в неземном… и ещё думают глупенькие при этом выжить… да куда же тут выжить когда после этого и не мил белый свет! Откуда в вас такая нелепая невытекаемость? Ведь по полям уже нет травы и ещё никогда не будет больше уже солнышка. По карманам ладошки в попах катяшки, по глазам слезинки по в сердечках тоски… И из окошка смотрит каждому в глазки добрая смерть - кто у вас маленькие тут лучше всех?

Он не сможет рисовать - ему отрубили кисти рук… Но он отважный убийца и тогда он сможет убивать сердцем… И они не будут у него плакать, потому что они будут - мёртвые. Добрые и неповторимо мёртвые. И боль будет вгрызаться хоть никому этого и не хочется. А он будет совсем не такой, совсем-совсем не такой и от боли бледный и с вывихнутым плечиком у бедного кузнечика. Из этого будет кап-кап капать струйкою навывевсех жисть. И от боли позолоченные сердца надрывом по нём и по коленки в царапинках и крови и в пароксизме наслаждения обглоданные по самы свои донышки они будут здесь.

А она улыбалась там только на небе и говорила тихо тихо неслышно и очень очень далеко - не бойся маленький ведь всё всё пройдёт… она его теперь и раньше и всегда любила по единственному и всегда только в него одного и верила.

Мы же думали он гений, а он злющий бармалей. Он нас ест как маленьких маленьких детей. У него за поясом ножик и любовь и он всех нас изувечивает своей этой беспощадной любовью и мы не можем, не можем, не можем от него никогда убежать! Мы не бояки, мы убьём его и он будет знать!