Павел Пепперштейн - Мифогенная любовь каст, том 2

Сад заканчивался обрывом, под которым блестела река. В этом месте, почти у самого обрыва, стоял дом — старый и скромный, обычного деревенского вида.

Варвара Алексеевна попросила Дунаева подождать, а сама вошла в дом. Вскоре она вышла со словами:

— Зайдите. Дверь в конце коридора.

Дунаев прошел скрипучий коридор и постучал.

— Н-да, — отозвался голос изнутри.

Парторг вошел.

Комната, довольно большая, была ярко освещена солнечными лучами, врывающимися в открытые окна. Свет ярко отражался в стеклах шкафов и в стеклах очков человека, который сидел за письменным столом и что-то писал. Облик типичного пожилого врача. Совершенно седой, румяный, с аккуратной белоснежной бородкой и такими же усами, в круглых очках в стальной оправе. Серый костюм, галстук. Все как и должно быть. Одет аккуратно, по-городскому, несколько даже щеголевато для заброшенной деревни.

Понимая, что должен немного подождать, Дунаев стал разглядывать картины на стенах. Над столом висела репродукция картины Нестерова, изображающая физиолога Павлова, положившего на стол руки со сжатыми кулаками. Внешне Павлов несколько напоминал хозяина комнаты. Рядом висела другая репродукция — фрагмент фрески Микеланджело, на которой Бог и Адам протягивали друг к другу руки, почти соприкасаясь указательными пальцами.

— Итак, с кем имею честь? — хозяин отложил в сторону свои бумаги.

— Владимир Петрович Дунаев, — представился парторг.

— А я буду Павел Андреич. Вообще-то я пользую животных, ветеринар по призванию, но сейчас время такое… Приходится иногда оказывать помощь и прямоходящим. Однако считаю своим долгом предупредить — я ветеринар и еще раз ветеринар, так что прошу не жаловаться. Чем, однако, могу быть вам полезен?

— Видите ли… Я душевнобольной, — сказал парторг решительно, но тут же поправился: — Точнее, не душевнобольной, а сумасшедший. Так будет правильнее. Душа-то у меня здоровая, душа как душа. Обычная. Да и нет, собственно, никакой души, это все поповские, так сказать… Ну да ладно. А вот ум — с умом не все в порядке. Ум, в общем-то, совершенно вышел из строя.

Врач откинулся в плетеном кресле, глядя на Дунаева.

— Да, нечасто в наше суровое время приходится слышать подобные жалобы. Люди перестали замечать собственные психические отклонения. Что и не странно. На что же вы жалуетесь? Нельзя ли уточнить?

— Если уточнить, то… Если уточнить, я жалуюсь на то, что в результате расстройства ума перестал быть человеком. Но не в том смысле, что я потерял какие-то способности или свойства, присущие нормальным людям. В общем-то, я не потерял этих свойств. Скорее наоборот — приобрел дополнительные свойства. Но дело опять же не в этом… Как бы вам объяснить? Вот, возьмем, например, Индию… (Дунаеву вдруг вспомнилась книга, которую читала Зина Миронова.) Там имеются различные касты. Так?

Врач кивнул.

— И я вот как будто перешел из одной касты в другую. В касту нелюдей.

— В касту неприкасаемых? Или, напротив, в касту брахманов? — спросил врач с осторожным любопытством.

Дунаев постарался ответить как можно разумнее. Ему нравилось говорить с этим аккуратным стариком. Он чувствовал, что разум его словно бы очищается и светлеет под внимательным взглядом врача.

— Вы хотите узнать — поднялся ли я или опустился при переходе в другую касту? Но я и сам не знаю. Это мне и хотелось бы узнать. В этом-то все и дело… Конечно, я часто ощущаю невероятное могущество, мощь, которая мне и не снилась, когда я был человеком. Но… Я не знаю, выше я или ниже людей. Знаю только, что я — не человек.

Врач вдруг добродушно улыбнулся.

— Ну, в таком случае, голубчик, вы пришли по правильному адресу. Я ведь лечу не людей. Относительно животных тоже ведь нельзя с уверенностью сказать, выше они или ниже людей. Принято считать, что ниже. Но я в этом не уверен. Я, знаете ли, написал книгу «Нарушения психики у животных». Если вас интересует эта тема, я подарю вам экземпляр, когда мы закончим беседу. Однако теперь… Вы ждете от меня, я полагаю, совета. Прежде чем что-либо советовать вам, мне надо бы больше знать о вас. Я не спрашиваю у вас, кто вы. Мне и так ясно, что вы пришли из леса, — врач многозначительно окинул взглядом грязную и порванную одежду Дунаева. — Я сам бывал в лесу. Знаю, что это такое. Но я, знаете ли, кабинетный ученый. Лес наскучил мне. Кто рекомендовал вам обратиться ко мне?

— Колдун из Ёжовского.

— А, из Ежовки. Акимыч, — врач улыбнулся. — Знаю, знаю. Хороший человек. Ну что ж, нам надобно решить, как мы с вами будем разговаривать. Знакомы ли вы с гипнозом?