Дж. Т. Лерой - Сара

— Потом прихватишь с собой такую же бутылочку. Ну, как тебе рамп? — спросила Стелла с набитым ртом.

Я опять ответил безмолвным кивком, безнадежно вспоминая Болли и его мятное престо из сладкого лука на осетрине по-домашнему.

— А на десерт получишь томатно-рамповый шербет под майонезом!

— Есть еще пончики с папайей! — доверительно шепнул Лаймон, склонившись так близко, что его язык оказался у меня едва ли не в центре евстахиевой трубы. Потом повар снова пшикнул мне в лицо из баллончика, предотвращая аллергию на въевшийся в его кожу мускусный рамповый запах. Стелла продолжала кормить меня с вилки, не забывая и про себя. Я жевал и проглатывал все новые порции, одну за другой, на пределах возможностей, но она совала все быстрее, покуда вилка наконец не уткнулась мне в губы.

— Ммм! — с болезненным воодушевлением промычал я.

— Ой! Прости, детка… кажется, у тебя кровь? Ну ничего, чуть-чуть. — Она промокнула мне рот салфеткой.

— Ле Люп ведь спросит, — подала голос Петуния. — «Отчего это из моей новой девочки кровь хлещет, как бензин из простреленного бензовоза?», — а я и отвечу: «Скажи спасибо Стелле за то, что она проделала в ней несколько лишних дырок!»

— Петуния, ты с этими зубами скоро совсем расстанешься… и тогда из тебя выйдет классная миньетчица!

Петуния только фыркнула в ответ.

— Кровь больше не идет, Сарочка? — поинтересовалась Стелла, озабоченно тыкая салфеткой мне в губы. Я кивнул в ответ и ощупал место укола. — А у тебя в самом деле был ребенок или мне только послышалось?

Прокашлявшись для уверенности в голосе, я заявил:

— Что-то во мне шевелилось, но не знаю, ребенок или что другое. Как у Сарры в Книге Бытия. И у мамы моей по ощущениям было то же самое, она рассказывала.

Все закивали, видимо соглашаясь с моими доводами.

— Библия — незаменимая вещь в изучении вопросов любви и семьи. — Стелла мотнула головой в сторону Петунии.

— А у тебя когда-нибудь забирали ребенка на органы? — спросила Петуния, высовывая язык, вымазанный серым паштетом.

— У меня потом текла кровь, — сказал я, и в мой рот тут же был засунут кусочек кукурузной лепешки, которую беспрестанно разламывала и пихала в меня Стелла.

— Если была кровь, можешь быть уверена, что это какой-нибудь янки выкрал у тебя ребенка на органы. Твоего ребенка выпотрошили, внутренности продали, а тело сожгли в крематории, без всякого христианского погребения! — выкрикнула Петуния, брызгая мне в лицо крошками свиного шпика.

— Но моя мать тоже не почувствовала моего рождения — и все же меня не разобрали на органы. И вообще, это были не янки, а дальнобойщики, — заявил я.

— Бьюсь об заклад, что это янки маскировались под дальнобойщиков! — вмешалась Петуния.

— Мать убила бы меня, если бы увидела кровь на сорочке, — продолжал рассказывать я.

— О, Петуния, это так ужасно, — расстроилась Стелла. — Чушь непостижимая — обвинять свое чадо, у которого янки сперли ее внуков. К тому же вместе с кишками.

— Да, и с тех пор у меня внутри страшная пустота, — пожаловался я.

Говоря это, я вспомнил другую картину: когда дальнобойщики уходили — а они всегда уходят, — Сара сидела в постели, зажимая руками живот, и плакала.

— Так вот кто у нас оказался в гостях — настоящая мученица. Надо будет поговорить с Ле Люпом, чтобы он поберег Сару, — она в любой момент может окочуриться.

— Ага, если мы ему расскажем, что у нее нелады со здоровьем, он на нее навалит в три раза больше работы, чтобы успела отбарабанить деньги, прежде чем сдохнет!

— У кого он тебя купил? — спросила Стелла, снова суя мне в рот вилку с рампом.

— Он меня не покупал. Мы встретились у Джакалопа.

— Так он тебя увел! — ахнула Петуния. — Ну, дела. Тогда ничего странного, что он положил черного змея брюхом вверх на разделительную полосу.

— А зачем это? — успел я спросить, проглатывая ложку удивительно вкусного томата с рамповым шербетом, смешанным с майонезом — блюда, тарелки с которым Лаймон в полном молчании расставил по столу во время нашей беседы.

— Черный змей брюхом кверху собирает дождь, каким бы ясным ни было небо! Это ж каждому известно! — В этот момент как раз прогремел сухой громовой раскат, от которого задребезжала посуда, а за окном мелькнули сполохи. — И когда начинается дождь, мы все нарасхват, как катушка с туалетной бумагой.

— Ле Люп хочет выжать из тебя как можно больше, пока не явился твой прежний хозяин, — пояснила Петуния. — Никакой сутенер не позволит ящерице, да еще такой молоденькой, сбежать от него. Ага! — воскликнула она, зажимая виски ладонями, как будто у нее разыгралась мигрень. — Так ты, значит, ездила к Джакалопу, чтобы оправиться от недавней потери детей! — догадалась она. — Просила Джакалопа восстановить эластичность матки.