Владимир Сорокин - Первый субботник

– Слышь, друг… – раздался сзади спокойный молодой голос. – Дай огонька.

Машин оглянулся. Рядом с ним стоял, пригибаясь от посвистывающих пуль, кудрявый парень в джинсах. В улыбающихся губах плясала сигарета. Машин нащупал спички, передал. Парень закурил, кивнул головой и, пробежав по изрытому воронками полю, спрыгнул в соседний окоп. Там приглушенно играл магнитофон и слышался мягкий девичий смех. Очередной снаряд заставил Машина пригнуться к пулемету. Немцы опять пошли в атаку.

– Подходи, подходи… – проскрипел зубами Машин, сажая их коричневые фигуры на планку. – Подходи за русским гостинцем…

Его пулемет глухо зарокотал.

– Арлекино, арлекино! – пел магнитофон в соседнем окопе.

Комбайн остановился возле кромки поля. Людмила вылезла из кабины и спрыгнула на землю.

– Ну, молодец, девка! – присвистнул Рокотов, глядя на нее из-под надвинутой на глаза кепки. – Эдак ты лучших моих парней перещеголяешь!

– Перещеголяю, конечно… – она повернулась боком к зеркалу. – У нее платья такого в помине нет и не было никогда. Она сама-то и шить не может, белоручка. А я могу.

– И я могу, – откликнулся Мокеев. – Я это, товарищи, собственными глазами видел. То, что вы не верите Земскову, это полбеды. Но почему вы собираетесь покрывать Самсикова?! Почему?!

– По кочану и по капусте! – захохотала Люська и быстро запрыгала, похлестывая скакалкой по пыльному асфальту.

Саша молча смотрел на нее.

– Ну, что уставился? Нравлюсь, что ли? – захохотала Зинаида Ивановна, и тучное тело ее тяжело затряслось. – Ой, ну и чудак ты, Сидор Михайлович! Дон Кихот!

– Он не Дон Кихот, Саша. А просто доверчивый человек, – выпустил дым Алексей. – И очень порядочный. Предельно. Таких людей теперь днем с огнем не найдешь.

– Еще бы! – подхватил агроном. – Чтобы так землю любить! Это уметь надо. Земля тоже, как живая. С ней хорошо – и она добром откликнется. А если без любви – ничего не выйдет…

– Да я это знаю, мам, – раздраженно заходил по кухне Витя. – Что ты, за маленького меня считаешь? Мы с ней уже два года любим друг друга. А ты мне прописные истины говоришь.

– Ну, не буду, не буду! – засмеялся Владимир Ильич, отдавая книгу врачу. – В конце концов, здесь вы главнокомандующий.

– Вот именно, – серьезно промолвил Тимошенко и положил лупу на карту. – Так что давайте, товарищи, не будем бросаться напролом. Выигрывают не числом, а умением.

– Конечно, – пробормотал Шульга, всматриваясь в позицию. Он взялся за коня.

Тот испуганно шарахнулся от него, косясь смоляным глазом.

– Балуй, балуй у меня… – процедил Полоз и вдруг резко ударил кнутовищем.

Зина вскинула к лицу руки. Кровь брызнула сквозь пальцы.

– Я повторяй, – склонился над ней офицер. – Ви будет говорить? Будет?

– Конечно буду, – протянула нараспев Василиса и взяла пирожок. – Как же я без твоих пирогов уйду!

– Так и уйдешь, – выпрямился чернобородый. – Как пришла, так и уйдешь. А комиссарам своим передай: батька Бугай на поклон к ним не пойдет. Скорее они к нам приползут, когда хвосты им подпалим.

– Руки коротки, – смело проговорил парень, глядя в упор на пьяных друзей Валентина.

– Ах, ты таак… – протянул тот и быстро сунул мину в ствол миномета.

Раздался грохот и вода с ревом обрушилась в новое русло.

– Ура! – закричали рабочие, швыряя вверх фуражки.

– Ну, вот и дождались! – радостно обнял Сотникова Шестопалов.

– Погодите радоваться… – посеревшими губами пробормотал Николай.

– А что такое? – удивленно посмотрела на него Юля.

– Война… – глухо проговорил Есин и опустил голову.

Несколько минут в комнате царила тишина. Потом Косталевский вздохнул, подошел к Егору и опустил на его плечо свою тяжелую руку:

– Ладно. Не расстраивайся. В жизни еще не то бывает.

– Конечно, – поддержал его Ашот, поправляя очки. – Если из-за каждого пустяка так убиваться, тогда и жить-то не надо.

– Жизнь – штука суровая, – пробормотал в усы дед Викентий. – Ее, сынок, перемочь надо. А не переможешь – так она тебя, как соломинку, переломит. Тот, кто жизнь перемог – в памяти людской увековечился. А такому человеку и море по колено.

– Верно! – выпрямился Котька, и в молодых глазах его заблестели слезы.

Василий улыбнулся в темноте, поправил подушку:

– Нет, Рай. На поклон к Борисенко мы с Коробкиным не пойдем. Я ему не мальчик, чтобы футболить меня.

– Ну, а что ж вы делать будете? – сонно пробормотала Рая.