Саймон Ингс - Бремя чисел

Пришло время сбора урожая. Фрукты снимают с веток, укладывают в ящики, перевозят и, что самое ужасное, едят. Весь следующий месяц апельсины — единственные фрукты, которые подают к столу в кибуце Мигдал Тиква. Любое блюдо, обильно сдобренное чесноком, тут поливают апельсиновым сиропом. Апельсиновый сок кибуца Мигдал Тиква разъедает десны Энтони Вердена словно электролит аккумуляторной батареи. Кончик языка покрылся воспаленными точками крошечных язвочек. Апельсиновый сок для его организма — словно яд. По ночам он бурлит в животе, разъедая стенки желудка, образуя все те же язвочки; Энтони может даже определить их местоположение и сосчитать количество. Цвет наливаемого в жестяные кружки сока неестественно ярок и похож на автомобильную краску. От него портятся кружки, он оставляет на их внутренних стенках темные пятна, которые затем невозможно отскрести.

Каждое утро Энтони выкатывает свой раздутый живот из общей спальни общежития — живот, который, похоже, больше не принадлежит ему. Он стал отдельным чужеродным телом — некий агрегат, тесно связанный с производством апельсинов. Энтони входит в столовую, где на столах возле каждой миски с кашей возвышается груда оранжевых фруктов. После завтрака он, передвигаясь странной, как у краба, походкой, приобретенной им после сеансов доктора Пала, спускается вниз по склону горы к террасам, отмеченным огромными валунами. Их затащили сюда первые поселенцы, ныне совсем пожилые люди. На это ушли их молодые годы. Как они уверяют, эта работа делалась при помощи осликов, конопляных веревок и шкива, а порой и просто голыми руками. Энтони на мгновение останавливается и смотрит вниз на красновато-ржавую землю у подножия горы, и ему кажется, будто каждый квадратный метр ее усеян апельсиновыми корками, побуревшими и выцветшими на солнце, размякшими и подгнившим в скудной тени, где на них появился зеленый налет плесени. Затем, услышав урчание трактора, он отходит от края, берется за угол брезента, помогает расстелить его по земле. После этого мужчины помоложе берут лестницы, крюки и ножницы и начинают собирать апельсины — те с приглушенным чмоканьем падают на землю. Эти плоды уже непригодны для транспортировки, и Вердену придется съесть их сегодня за обедом — кибуцники, опьянев от удачного урожая, символа их успеха, временно прекратили выпекать хлеб, заменив его сочными фруктами.

Покончив с падалицей, молодые мужчины и женщины, захватив корзины, взбираются на деревья и срывают один за другим блестящие, мясистые апельсины. Для Энтони Вердена это признак нехватки воображения: ведь обитатели кибуца вместо того, чтобы оставить лучшие плоды для себя, предпочитают набивать живот битыми, а отборные продают в другие места.

В столовой Энтони съедает апельсин, отвернувшись от соседей, чтобы те не видели гримасы отвращения, с которой он проглатывает дольки опостылевшего плода, на который ему тошно смотреть. Остальные поглощают фрукты с таким видом, будто это свежеиспеченные булочки. Здешние люди — монстры потребления, и Энтони Верден начинает бояться их.

У него больная спина, и после обеда он помогает женщинам паковать урожай. Упаковка заключается в следующем: обернутые соломой апельсины укладывают в ящики с нанесенной темно-красными чернилами маркировкой — названием кибуца. Впрочем, и эта работа — ведь ему часами приходится сгибаться над ящиками — также не идет на пользу больной спине. Ужинать Энтони садится с трудом, чувствуя, что тело разламывается от боли. Перед ним вновь оказываются ненавистные апельсины, полные мелких косточек.

На следующее утро ящики с фруктами на грузовике отвозят на рынок в Хайфу. Здесь лидеры Объединенной рабочей партии, сидя в уличных кафе, ведут разговоры о революции, время от времени бросая взоры на север. Они ждут, когда же появятся советские танки и помогут евреям создать социалистический рай, во имя которого они упорно трудятся. Мужчины мысленно представляют себе, как они выложат пальмовыми листьями дорогу перед танками. Женщины мечтают, как будут бросать гирлянды цветов на шеи отважных танкистов. Постоянное ожидание создает в Хайфе атмосферу вечного праздника. Это — истерия человеческого сообщества, вечно живущего на грани нового тысячелетия.

Подобное настроение передается даже суровым обитателям кибуца Мигдал Тиква, когда грузовики отправляются в Хайфу. Прикрываясь от палящих лучей солнца, женщины спускаются с каменных террас и, улыбаясь, передают свою ношу водителям в высоких кабинах. Под клетчатыми платками лежат предназначенные для водителей и их товарищей апельсины. Они станут есть их в дороге — брызжа соком на свои свитера из грубой шерсти, на сиденья, приборные доски, ветровые стекла. Привлеченные запахом фруктов, всю дорогу до Хайфы кабины грузовиков будут атаковать осы, проникая в щели в оконных стеклах и даже через воздухозаборники.