Саймон Ингс - Бремя чисел

— У вас не найдется сигаретки?

Я наклонился к окну своей машины и попросил Феликса дать мне пачку его сигарет.

— Что это? — спросила незнакомка.

Впрочем, хотя марка оказалась ей незнакома, она все-таки согласилась взять сигарету.

В полупустой пачке оказалась и зажигалка: я прикурил, прикрыв огонек от ветра, а затем передал сигарету женщине. Та взяла ее и затянулась. Я обратил внимание, что запястье, торчащее из рукава пуховика, было тонким, почти детским. Незнакомка не закашлялась от затяжки, но заметно побледнела.

— Боже! — тихо произнесла она и выбралась из машины наружу.

Я понял, почему мне не удалось определить ее возраст. Ярко-желтый пуховик висел на ней, как на вешалке. Женщина была худющая как скелет. Это точно какая-то болезнь. Я посмотрел через лобовое стекло на водителя фургона. За рулем сидела похожая на свинью особа с двойным подбородком и лесбиянской стрижкой. У меня тотчас возникла ассоциация: Лорел и Харди.

— По радио сказали, будто что-то вывалилось на дорогу, — сообщила худышка.

— Верно, — подтвердил я, стуча зубами, и зажег сигарету для себя, нарушив данное двадцать лет назад обещание не курить.

Феликс выбрался из машины и, широко улыбаясь, стал обходить ее.

Это было совершенно ни к чему: случайное знакомство могло привести к самым непредсказуемым последствиям. Я попытался отогнать прочь тревожные мысли и посмотрел на часы. Четверть двенадцатого.

— Вы англичанин, — произнесла женщина утвердительно.

У нее самой акцент был, как мне показалось, среднеатлантический, хотя конкретный штат я так и не угадал.

Похоже, мое британское происхождение впечатлило незнакомку, однако я так и не понял почему. Бедняга Феликс не удостоился даже беглого взгляда. Женщине явно хотелось, чтобы я ответил взаимностью на ее интерес, и поскольку это показалось мне неплохим способом ничего не говорить о себе и моем пассажире, пришлось поинтересоваться, куда она направляется. Судя по всему, незнакомка ждала именно этого вопроса, потому что вновь нырнула в свой фургон и вылезла из него с двумя флаерами в руке.

— У меня сегодня вернисаж, — сообщила она, — приглашаю вас. Если вы соизволите, блин, прийти.

Интересно, она всегда так выражается или специально ради меня?

Только когда женщина снова залезла в свою машину, до меня дошло: где-то я ее уже видел.

На флаере красовалась странная аббревиатура: СЧЖК-2. Чуть ниже имелся снимок капли, в котором мне почудилось нечто необычное. Развернув листок, я обнаружил остальную часть фотографии. На ней была изображена рука, сжимающая пластиковую чашку, из которой выливалась цепочка бесформенных, повисших в воздухе капель.

Фотоснимок был сделан в космосе.

Я отправился на ее шоу. Фильмы, которые мне хотелось бы посмотреть, в кино не шли. Джонни Лэнг был распродан на Риальто-сквер еще несколько недель назад. Я не знал, как мне убить свободное время. Феликс был в надежных руках, и я собирался увидеться с ним завтра утром.

Если бы шоу СЧЖК-2 происходило в каком-нибудь левом клубе, я бы туда ни за что не пошел. Однако вернувшись в отель и внимательно изучив текст на флаере, я узнал, что вернисаж состоится в Музее современного искусства, прямо напротив «Алисы» Яна Шванкмайера. И я подумал: что ж, если представление не понравится, у меня будет время развлечься как-то иначе и даже найти приличное местечко, где пообедать.

Оказалось, мою новую знакомую зовут Стейси Чавес. Теперь понятно, почему мое британское происхождение заинтриговало ее. Прочитав краткую биографию этой женщины, я узнал, что когда-то она была звездой британского телевидения. Уловив мой акцент, Стейси решила, что я непременно ее узнаю.

Возможно, это было самонадеянностью со стороны бывшей звезды, а может, и нет: в конце концов, она показалась мне смутно знакомой, хотя время ее активной работы на ТВ совпадало с годами моего пребывания в Мозамбике. Я никогда не видел «Поющего детектива». Никогда не видел «Мотылька». Не имел ни малейшего представления — за исключением отдельных намеков, таившихся в СЧЖК-2, — о том, почему популярная некогда актриса занялась перфомансом — искусством изощренным, сложным для понимания, малопривлекательным (особенно в сравнении с ценой входного билета) — и стала устраивать хэппенинги в помещении Чикагского музея.

Исходная посылка было абсолютно незамысловатой: в космосе все парит в воздухе, там очень трудно есть и пить. Впоследствии я так и не смог сказать, было ли выступление Стейси — странный сплав пантомимы и танца — выше моего понимания, или же то, что я увидел, не несло в себе никакого скрытого смысла: стерильно-белые декорации — интерьер не то больницы, не то космического корабля. Тарелки, выскальзывающие из рук. Предметы, повисавшие над головой — так, что до них невозможно дотянуться. Розовая «космическая» пища, которую она выдавливала себе в рот из подвешенной к потолку пластиковой бутылки.