Луи Виардо - Топаз-портретист

Не успел тот бросить взгляд на свое изображение, как разразился громким хохотом, и придворные тотчас принялись ему вторить, хотя и не ведали, над чем смеются. Сцена была достойна Олимпа. «Что это? — вскричал Слон, когда наконец обрел дар речи. — Это портрет Крысы, а вы хотите, чтобы я узнал в нем себя. Вы шутите, любезный друг». Придворные все еще смеялись. «Неужели вы думаете, — продолжал он, помолчав, тоном все более и более грозным, — неужели вы думаете, что я, которому в этих краях нет равного по величине, весу и силе, я, бог и царь этих мест, покажусь моим подданным в виде хилой и ничтожной букашки, в виде жалкого недоноска, чтобы они потеряли ко мне всякое уважение! Нет, государственный интерес не позволяет мне совершить такую глупость». И с этими словами он презрительно швырнул пластину удрученному художнику, который склонил голову до земли — не столько из почтительности, сколько ради того, чтобы избежать удара, грозившего стать роковым.

«Я должен был это предвидеть заранее, — продолжал Слон, постепенно переходя от смеха к ярости. — Все эти переносчики секретов и изобретений, все эти новаторы, которые соблазняют нас прелестями цивилизованного мира, — все они не кто иные, как эмиссары Человека, которые стремятся подчинить Животных его воле, а для этого развратить их, заразить презрением к старинным добродетелям, заставить забыть о повиновении власти, заповеданной от природы. Надобно уберечь от них государство и пресечь зло в зародыше». «Браво! — закричали подхалимы. — Сказано — сделано, и да здравствует султан!» Слон перешагнул через художника, по-прежнему распростертого в пыли, в мгновение ока приблизился к невинной машине, в которой узрел источник революций, и, полный гнева не менее законного, чем тот, что двигал Дон Кихотом в его сражении с кукольными маврами [25], поднял колоссальную ногу и опустил на ящик с аппаратом. Прощайте все: бычок, свинья, корова и цыплята . [26]

Повторилась история с Переттой и кувшином молока. Прощайте, богатства, почести, влияние, цивилизация. Прощай, искусство, прощай, художник! Под ужасный хруст, предвещавший его разорение и разрывавший ему сердце, Топаз вскочил, в отчаянии бросился на берег Амазонки и утопился в ее водах.

Тот, кто был его наперсником и остался его наследником, — это я, бедный Эбен, бедный черный Капуцин; я свел знакомство с Людьми из Европы, выучил один из человеческих языков и поведал Людям, ради их пользы, историю моего хозяина. [27]

Перевел с испанского Луи Виардо. [28]

Имеется в виду философская повесть Вольтера «Белое и черное» (1764); впрочем, Топаз, один из двух слуг главного героя, описан там как человек «красивый, хорошо сложенный и бледнолицый», так что капитан выказал немало иронии.

Попугай Вер-Вер из одноименной поэмы Ж.-Б. Грессе (1734), воспитанный в одном женском монастыре и отправленный в другой, выучил нехорошие слова от лодочника на Луаре.

Названы заглавные герои двух авантюрно-плутовских романов. В 1846 году в Париже вышел однотомник, куда вошли роман Алена-Рене Лесажа «Жиль Блас» (1715–1735) и анонимный испанский роман «Жизнь Ласарильо с Тормеса» (1554) в переводе самого Виардо.

Эта прелестная особа — содержанка и живет в том недавно выстроенном квартале Сен-Жорж, где в 1830—1840-е годы эти дамы легкого поведения селились во множестве. В том, что она завела обезьяну, не было ничего исключительного. Для парижан в конце 1830-х годов дрессированные обезьяны были едва ли не повседневной реальностью. Их можно было увидеть и в дамских будуарах, и в Олимпийском цирке; на его арене в 1838 году демонстрировали представление, главными героями которого были дрессированные обезьяны, превзошедшие, по мнению рецензента Теофиля Готье, самых лучших парижских комиков. См.: Berthier P. Animal de théâtre ou bête de scène? // L'animal au XIX esiècle ; Bordas E. L'arbitraire du singe // Bestiaire balzacien . Об обилии обезьян в Париже свидетельствует также отрывок из парижской хроники Дельфины де Жирарден от 26 августа 1837 года: «Сегодня на улицах обезьян больше, чем людей. Нельзя не признать, что одеты эти господа очень прилично: одни в мундирах, со шпагой на боку, другие в красных халатах; одни в егерских куртках, другие в помещичьих рединготах. Мало того что они одеты со вкусом — они еще и здороваются очень учтиво, а некоторые даже предъявляют паспорт; особенно хорош один, который разъезжает верхом на пуделе: к нему у нас никаких претензий. Но, с другой стороны, согласитесь, что неприятно, открыв окно, обнаружить на подоконнике совершенно незнакомую вам обезьяну; ничуть не лучше, спокойно идя по тротуару, внезапно почувствовать обезьяну у себя на плече» (Жирарден Д. де. Парижские письма виконта де Лоне. — М., 2009. С. 162).