Джим Томпсон - Сейчас и на земле

Я глотнул еще.

– Кстати, – говорю, – когда мы твоего муженька увидим здесь?

– Сама бы хотела знать, – говорит Фрэнки.

– Прости, у меня что-то на душе гадко.

– От этого пойла одна чернуха. А утром такая будет похмелюга.

– Так то утром. А сегодня – это сегодня.

Фрэнки раскрывает сумочку и дает мне полдоллара.

– Иди купи полпинты виски. Это не то что твоя отрава.

– Не хотелось бы мне брать у тебя деньги.

– Да брось ты. Иди скорей, я тоже с тобой выпью.

Я надел ботинки и пошел. Когда я вернулся, у Фрэнки в руках было письмо; глаза красные.

– Ты что думаешь о папе? – спрашивает она.

– А что с ним такое?

– Разве мама тебе не показывала это письмо? Я думала, ты знаешь.

– Дай посмотреть.

– Только не сейчас. Я отнесу его к себе в спальню. Завтра почитаешь.

– Послушай, – говорю я ей, – что бы там ни было, это меньше расстроит меня, чем если я не буду знать, в Чем дело, раз уж все равно знаю, что что-то не так. И не спорь, ради Бога. А если собираешься тут сопли разводить, иди лучше куда-нибудь в другое место. Меня эти потоки слез уже до ноздрей достали.

– Сукин ты сын, – бросила Фрэнки, вытирая глаза, и съязвила: – Знаешь про гремучую змею, у которой нет норы, чтобы шипеть?

– Да заткнись ты.

Я быстро пробежал письмо. Ничего особенного там не было. Говорилось только, что они не могут больше держать папу Там. Слишком, дескать, от него много беспокойств.

– Придется, видать, забирать его.

– Ты хочешь сказать – к нам сюда?

– А что такого?

Фрэнки посмотрела на меня в упор.

– Ну хорошо, – говорю, – а что ты предлагаешь?

– Но мама же не может жить с ним. Даже будь у нас деньги, чтоб поселиться за городом и все такое прочее.

– А если к его старикам? У них бабки имеются.

– Они тоже об этом прошлый раз писали, – заметила Фрэнки. – Только ты же их знаешь, Джимми. Ты им пишешь письмо, они его изучают, пишут свое и оба отсылают кому-нибудь из клана. Их письмо начинается ровно с пятой строчки сверху на одной стороне листа и заканчивается ровно на пять строчек до низу на второй. И само собой – там ни слова о папе. Это ведь было бы неделикатно, как же. А к тому моменту, когда наше письмо доходит до тысяча шестьсот восемнадцатого Диллона, от него остаются одни клочки. Что дальше? У третьей дочурки тети Эдны Сабеты вырезали аденоиды, а старый дядюшка Джунипер получил «Заметки» Эмерсона.

Так оно и есть на самом деле. Я уверен, что это Диллоны изобрели систему копирования и рассылки писем.

– Давай выпьем, а там видно будет.

– Только по маленькой, – говорит Фрэнки. – Как тебе новая работа?

– Лучше некуда.

– Хорошая компания?

– Самая что ни на есть.

– Сплошной восторг. Нельзя ли поподробнее?

– Нашего брата там шесть человек, включая и старшого – или заведующего, так его называют. Склад состоит из двух отделов – один для поставляемых запасных частей, то есть тех, что производятся не на территории завода, и другой для производимых на месте, но все мы под одной крышей. Двое парней из отдела поставок запчастей – это Баскен и Вейл. Баскен очень подвижный и нервный. Вейл тип загадочный, но оба в каком-то смысле одного поля ягоды.

– О-о, – протянула Фрэнки.

– Весь день-я ползал на руках и коленках и, само собой, потел как черт знает кто. Время от времени эти два шута гороховых из ПЗЧ – у них в отделе есть такая трафаретная машинка – припечатывали мне на задницу маленькие цветные таблички. Они у меня, должно быть, так и болтались часами. На них значилось: «Сырая штукатурка. Ни шагу».

Фрэнки хохотала так, что у нее чуть платье по швам не полопалось.

– Ну, Джимми, здорово!

– Здорово? Ну дальше. Есть еще Мун, наш завотделом. Он явился перед самым концом работы и сказал мне пару ласковых слов. Сказал, чтобы я не огорчался, если мне нечего будет делать; компания так или иначе готова терять деньги первый месяц на новичка.

Фрэнки хлопает себя по коленям.

– И тебе платят пятьдесят центов в час?

– Прямо потеха, – говорю. – Так вот, за головастика у нас Гросс, счетовод. Он выпускник Луизианского университета и бывший игрок «Всеамериканской». Я спросил его, знает ли он Лайла Саксона.

– А он?

– Спрашивает, в каком году Лайл играл за команду.

– Стало быть, он попадает в твою книгу. – На этот раз Фрэнки не смеялась.

– Последнего члена нашего секстета зовут Мэрфи. У него был сегодня отгул, так что я его не удосужился лицезреть.

Фрэнки подцепила свои туфли и поднялась.