Свифт Грэм - Свет дня

Я сказал: «Насчет фотографий. Самое лучшее, чтобы вы сами их привезли – если найдете время. Я посмотрю, и всё, вам даже из рук не надо будет их выпускать».

Кажется, она оглянулась – точно кто-то за макаронными полками мог подслушивать.

«Что, раз посмотрите и запомните?»

«Работа научила. Архив в голове. Но нужна какая-то история – физиономия плюс история. Тогда запоминаешь физиономию».

Она отвела взгляд. Банку еще держала – внутри что-то темное с красноватым оттенком. Не встреть меня, положила бы обратно на полку.

«Вы правда это рекомендуете?»

Мимо шли люди, проталкивались тележки. Пятница, после рабочего дня. В супермаркете по лицам не поймешь, кому хорошо, кому хуже, кто уже совсем готов. Вынужденная общность выражения. Есть-то надо.

Я бросил взгляд в ее тележку.

«Уже почти всё? У меня тоже. Знаете что? Тут есть кафе „Рио", новое, на той стороне улицы. Там не очень людно сейчас. Если у вас найдется – ну, минут десять. Да, тапенад очень даже ничего».

Солнце отсвечивает с дороги, где иней стал черной росой. Я подкатываю к углу Бичем-клоуз, как будто меня тянет магнитом. Я ей не говорил, что заеду, она меня не просила, и я ей не скажу. Хотя это даже, в общем, и не крюк. Это кратчайший путь от уимбддонского Бродвея до Патни-вейл. Уимблдон-виллидж остается чуть в стороне.

Но, почти уже у цели, я вынужден затормозить. Опять темный вкус – как нефтяная скважина в горле. Не могу. Даже смотреть глаза не хотят.

Два года – и все здесь спокойно. Заморожено. Простой поворот на тихую улочку. В тупичок с травянистыми бордюрами, цепными оградами и домами, проглядывающими сквозь осеннюю листву. Почти что частная дорога. Личное владение, чужим вход воспрещен.

Затормозил и стою у самого поворота – мотор работает. Два года – и как тут с этим справляются? Помнят дату? Или решили забыть? День выдался – красота.

В доме номер четырнадцать уже, наверно, устроились, обжились. Я даже знаю фамилию: Робинсоны. Хотя никогда, конечно, их не видел. Работа риэлтора, его проблема. Необычная в данном случае. Правда, дом к тому времени уже не один месяц пустовал.

К чертям все это, Джордж. Продавай. И как будто хотела добавить: деньги возьми себе.

Хорошо, что я частный детектив и имею опыт по части хитрых ситуаций.

Робинсоны, скорее всего, знали. Но с какой стати должны были беспокоиться? Что это им? Кухня – полжизни не жалко. По очень даже низкой цене. А теперь уже, может, опять продали, да с наваром, кому-нибудь, кто не знает. Пока сорока на хвосте не принесет. Дело Нэшей – не слыхали?

И что тогда? Снова потянет переезжать?

Отсюда, из-за угла, дома не видно. Ржаво-золотой лиственный камуфляж. Тишина, хрустальный свет.

Нет, не могу. Точно поперек натянута полосатая лента из тех, которые в былые годы я спокойно приподнимал, чтобы пройти. Полицейские дела, но я и был полицейским. Разумеется, тогда тут действительно висела лента, и был полицейский, который ее приподнимал и проходил, который вел дело. Детектив-инспектор Марш. Дело Нэшей.

Когда он узнал о моем прошлом, в его лице что-то сдвинулось. Комната для допросов, мои показания. Я, так или иначе, был главным свидетелем – и единственной загвоздкой в ясном вообще-то деле. Ясном как дважды два. Очень странно это – сидеть в комнате для допросов по ту сторону стола. По ту сторону закона.

Виды и звуки полицейского участка. Запашок из камер.

Когда он узнал о моем прошлом, мог хорошо на меня надавить. Почему не стал – объясняет маленькое признание, которое он сделал почти что в обмен, так мне показалось. Что через месяц уходит на пенсию, это последнее его настоящее дело. На которое его поставили потому, что тут все проще простого. Никаких осложнений – кроме меня, так выглядело. Он мог хорошо на меня надавить, и начал было. Серые уклончивые глаза. Но пока он держал меня там, по ту сторону стола, и вгонял в пот, он тоже словно бы находился на краю какой-то пугающей расселины, и не кто иной, как я, протягивал ему руку со словами: смелей, вы можете, прыгайте. Я подстрахую.

Я видел на его лице вопрос, которого он вслух так и не задал – и который от встречи со мной только усложнился.

Каково это, а? Каково это – не быть полицейским?

Дело Нэшей. Кто о нем помнит? Не всякое дело, отраженное в полицейских архивах, попадает еще и в газеты. Это чего-то требует. Но даже пусть и попало – все равно скоро забудут. Даже здесь, куда я приехал, могли забыть. Здесь в особенности.

Нет, не могу. Как будто сама машина не желает поворачивать. Тоже хочет забыть. Даю газ. Холодное тошнотворное чувство предательства. Как будто Сара по-прежнему в этом доме, заперта в нем – вот где ее настоящая тюрьма, – а я от нее уезжаю.