Свифт Грэм - Свет дня

Но мне кажется, я понял, глядя из-за угла, каково ей сейчас. Что ты делаешь, когда твой муж встречается с кем-то еще? Когда жизнь течет своим чередом, но омывает этот новый и не особенно даже скрытый факт. Ты идешь, останавливаешься у отдела деликатесов и смотришь на коробки и банки как на запретные плоды.

Мне кажется, я понял. Готовка. Для нее тоже это много значило – важное занятие, страсть. Раньше, может быть, ее жизнь была бесконечным пиршеством. Я понял это, хотя в моей жизни ничего такого не было. Званые обеды, хлопанье пробок. Яркий свет окон из-за ветвей.

Но что ты делаешь, когда все это рушится? Есть-то все равно надо. (И это хорошо известный заменитель.) Причем не только самой, но и его кормить. И ты продолжаешь готовить. Готовишь даже усердней прежнего, потому что – а вдруг? – цепляешься за слабенькую, жалкую надежду, что этим приманишь его обратно.

«Наверняка, – говорят они себе (но Рита не могла себя так утешать), – наверняка она не умеет так готовить...»

Я шагнул вперед (смотришь, ждешь, вмешиваешься). Решающее совпадение. Она приходила ко мне, но могла еще все отменить. А теперь уже не отменит.

К тому же ты чувствуешь момент, когда открывается дверь. Входишь в чью-то жизнь.

Я сказал: «Неплохая штука – тапенад [2]с красным перцем».

Она подскочила – не в последнюю очередь, думаю, из-за французского словечка. Тапенад. От меня-то. (Но я умею по-французски, как же: ресторан, рандеву, парле-ву.)

Мы все, считается, должны сидеть по особым клеточкам – пациент не сталкивается со своим врачом на улице. А я так и вообще должен быть мистером Невидимкой – смотреть в оба, но не показываться.

«Покупаю продукты, – сказал я. – Тоже кулинар».

Она пялилась на меня, все еще держа банку, – вид был отчасти такой, точно держит камень. Но у меня, наверно, было правильное выражение лица, я задел, похоже, какую-то струнку. Детектив-кулинар. Не такой уж зловещий тип. Может быть, и вся эта затея – не такой уж идиотизм?..

Я не соврал. За последние годы – много позже я рассказал ей всю историю – я научился готовить. Можно сказать, обнаружил в себе склонность. Я не ленюсь. Пускаю в ход мясорубку, миксер. Читаю рецепты. Разборчив по части ингредиентов. Даже если приехал за основными продуктами, заглядываю в отдел деликатесов.

Пища – она имеет значение, за это я ручаюсь. Когда приходится туго, кушай хорошо, не маши на еду рукой. Заботься о себе. Не питайся из микроволновки. Побольше любви и заботы. Именно потому, что никого рядом.

Тут можете на меня положиться – на себе испытал. Что вы хотите, бывший полицейский – двадцать четыре года пробавлялся столовской жратвой и тем, что перехватывал на ходу.

А сейчас даже во время ночной работы я не позволяю себе распуститься. Термос хорошего кофе – или моего супа с помидорами и базиликом (и чуточку перца чили). А что до сандвичей, итальянская булочка с ветчиной серрано и тонко нарезанным эмментальским сыром, плюс несколько листочков салата и немножко дижонской горчицы, куда лучше обычного хлеба с сыром и соленьями.

«Кроме шуток, – сказал я. – Я не худший повар».

Я не знал тогда про кухню с медными сковородами и вытяжным колпаком. Про кухню, за которую полжизни отдать не жалко. Я не догадывался, что даже в тот самый момент она думала про ужин, которым его встретит.

«Это я всего-навсего, – сказал я, – но я тоже готовлю».

«Ну и что сегодня?»

Ее лоб пересекла морщина – но не хмурая, а смеховая. Губы по-прежнему чуть раздвинуты. Слегка трунит – и только.

«Ризотто с белыми грибами и вермутом».

«С вермутом?»

«Конечно».

Сейчас – там, где она может есть только то, что дают, – мы по-прежнему говорим о еде. Я каждый раз описываю свой вчерашний ужин. Это был хороший момент, хороший знак, когда она, как привередливая постоялица отеля, сказала: «Здешняя еда, Джордж, – это ужас». И до сих пор спрашивает меня: «Ну, что сегодня?»

Кушай хорошо. И за себя, и за меня, пока я не выйду.

Все эти столы, по-прежнему накрываемые на двоих, хотя второй персоны уже нет как нет.

Но это имеет значение – можете мне поверить. Желудок совсем недалеко от сердца. Я знаю, видал в моргах, где вскрывают трупы, – а оттуда, случалось, вел напарника из молодых-зеленых в ближнюю забегаловку. Чтоб служба медом не казалась. Мутный чай, яичница с чипсами.

Я взял с полки и положил в свою тележку пакетик сушеных белых грибов.

Если бы мы не виделись накануне, она, думаю, приняла бы меня за одного из жалких типов, которые по долгу службы ошиваются в супермаркетах и смотрят, что люди берут и куда кладут. (В свое время я мог бы таким стать, не исключаю.)