Джеймс Джонс - Отныне и вовек

Герои Джонса тоже «путешествуют», хотя рамки их перемещений ограничены военной службой и солдатским бытом. Они ведут за собой читателя в казарму, в каптерку, на кухню, на плац, в батальонный и полковой штаб, на полевые учения, в гарнизонную тюрьму, в офицерский клуб, а за пределами воинской части — в бары, пивные, рестораны, публичные дома, богатые и бедные кварталы Гонолулу и Ваикики, то есть опять-таки в места, посещаемые солдатами, находящимися в увольнении или в самовольной отлучке. Повсеместно герои встречают людей разных профессий, различного социального положения, убеждений и жизненных принципов. Их много, этих людей, — солдаты и сержанты, офицеры, генералы, проститутки и гомосексуалисты, «интеллектуалы» и «гориллы», бедные ремесленники и богатые прожигатели жизни. На своем пути герои становятся свидетелями и участниками разнообразных событий: от ритуальной «вакханалии», сопутствующей дню получки, до спортивных состязаний, драк в казарме, драк на плацу, пьяных баталий в борделе, заседаний военного трибунала и смертоубийства. И смысл всего этого не только в том, чтобы рассказать историю героя, но прежде всего в том, чтобы написать Широкую картину мира.

Разумеется, речь идет не о мире вообще, а о той части национальной действительности, которую называют жизнью армии, однако обобщения, содержащиеся в романе, выходят далеко за пределы армейской жизни. Отчасти это связано с тем, что каждый солдат (или офицер) в прошлом и настоящем так или иначе связан с «внешним» миром, но более всего с тем, что сама армейская действительность у Джонса выступает как концентрированное отражение определенных тенденций действительности общенациональной.

Картина мира, созданная писателем, потрясает своей беспросветностью и беспощадной правдивостью. Джонс предпослал роману небольшое уведомление, где настаивал на том, что хотя роман его — продукт творческого воображения, но самые жестокие «эпизоды в книге „Тюрьма“ вполне достоверны, и, хотя события происходили не в тюрьме гарнизона Скофилд на Гавайских островах, а в одном из военных городков на территории США, где автор служил в армии, эти события действительно имели место — автор своими глазами видел описанные им сцены и на собственном опыте познал многое из того, о чем пишет». Сцены, о которых упоминает Джонс, проникнуты неслыханной, почти неправдоподобной жестокостью, ничуть не уступающей практике нацистских концлагерей, целью которой было, как известно, сломить человека, подавить его волю и в конечном счете физически уничтожить. Но и все остальное, описанное в книге, тоже было известно автору не понаслышке и не является плодом художественного вымысла. Книга Джонса в большой степени автобиографична, и материал для нее писатель черпал из собственного жизненного опыта. Это, конечно, не означает, что каждый эпизод в романе есть описание конкретного события, имевшего место в реальной действительности. Джонс писал роман, а не документальную хронику. Но нечто похожее случалось или могло случиться в предлагаемых обстоятельствах, и задача Джонса сводилась в общем к тому, чтобы при изображении таких событий не нарушить жизненной правды и художественной логики.

Американская армейская жизнь в изображении Джонса держится на жестоком произволе, бесчеловечности, мелкокорыстном эгоизме. Человеческое достоинство, талант, честное отношение к делу, добросовестность не только не берутся в расчет, но как бы и не существуют. Они вызывают лишь недоумение и подозрение. Здесь каждый за себя и все друг другу враги. Система мелких привилегий и поблажек разрушает связи между людьми. В солдатской среде царит тупое невежество и почти отсутствует всякая духовная деятельность, если, конечно, не считать доморощенных «теорий», оправдывающих подобный образ жизни. Их сочиняют все: от полуграмотного сержанта Галовича и начальника кухни Старка до генерала Слейтера. Единственная отдушина в этом беспросветном существовании — игра в карты, пьянство и посещение публичных домов, причем почти каждое из этих «мероприятий» неизменно сопровождается жестокими драками, все равно с кем — друг с другом, с патрулями, с полицией. И заметим, что все это не отклонение от нормы, а сама норма. Не напрасно старшина Тербер объясняет Пруиту, что добросовестная служба не имеет отношения к армейским порядкам и что хороший солдат никогда не заработает сержантских нашивок, а лейтенант Колпеппер советует Пруиту перед трибуналом сослаться на то, что он был пьян. Суду, в общем-то, наплевать, виноват солдат или нет, а «пить и дебоширить — это у каждого солдата не только в крови, а, можно сказать, его священный долг».